Северные новеллы - страница 15
Подъехал мощный вездеход «Новосибирец». Лапы нанука связали цепью с толстыми звеньями, челюсти стянули крепкими ремнями из кожи моржа: своими клыками он играючи перекусывает железный прут толщиною в палец. Самые сильные — человек десять — с трудом затащили Наглого Типа в кузов вездехода.
Через сутки начальник экспедиции связался по рации с учёными-биологами, наблюдавшими за поведением белых медведей на другой оконечности острова, и получил подтверждение: вездеход с пленным нану-ком прибыл на территорию бухты, зверь выпущен на волю. Да вот какая загадочная штука приключилась… Все белые медведи, жившие в бухте, словно сговорившись, собрались в стадо, до полусмерти избили новичка и прогнали его в глубь острова. Трудно сказать, почему эта случилось. Жизнь вечного странника ледяного безмолвия изучена мало. Возможно, пропитанный запахом дыма, жилья, человеческих рук, Наглый Тип издавал, по мнению белых медведей, «дурной запах», точнее, резко выделялся запахом среди своих сородичей. Ведь чутьё у нанука превосходное, особенно резкий запах он уловит за пятнадцать морских миль. Подмечено, что белые медведи с большой враждебностью относятся к собратьям, которые недавно «побирались» у человеческого жилья…
Новый год буровики встречали своей, отдельной компанией. Ёлка была чисто символическая — нарисованная на большом листе ватмана, прикреплённом к стене, потому что ели в Арктике не растут, а все остальные деревья, хотя и называются деревьями — полярными берёзами, полярными ивами, — не дотягиваются до человеческого колена и очень похожи на траву.
На острове царил сухой закон, но к празднику с материка островитянам завезли сухое вино. Выпивка была тоже чисто символическая, так как от долгого пребывания на морозе вино потеряло свои свойства.
Из-за тесноты барака в обычные дни мы трапезничали на тумбочках, стоящих у коек. Но к празднику раздобыли два конторских стола, сдвинули их вместе, за неимением скатерти накрыли свежей простынёй. Новогодний стол упирался торцом в низкое оконце.
В самый разгар веселья кто-то громко постучал в дверь. Я накинул полушубок, вышел в холодные сенцы, отодвинул засов, распахнул обитую оленьими шкурами обледенелую дверь.
В морозных клубах, освещённый яркой электрической лампой, стоял Наглый Тип. Я сразу узнал его по огромному росту, рыжим подпалинам на боках. А мы-то уж и не вспоминали о нём! С тех пор как его отвезли в бухту, минуло три недели…
— Иди, иди на свалку. Здесь тебе ничего не светит, — сказал я, вспомнив строгий наказ начальника экспедиции не подкармливать зверя, и захлопнул, задвинул на засов входную дверь.
Едва успел переступить порог горницы, как снаружи послышалось короткое рявканье. Затем раздался оглушительный удар. Две дверные доски, прорвав меховую обшивку, с треском рухнули в сенцах на пол. Я глянул в дыру пролома. Наглый Тип сидел возле крыльца и вытаскивал зубами вонзившуюся в подошву левой лапы щепку-занозу.
Буровики переполошились. Кто-то схватил стоявший в сенцах лом, просунул его в дверной проём и вдобавок прорычал по-звериному. Наглый Тип тотчас отпрыгнул на всех лапах от крыльца, развернулся и побежал. Мы повыскакивали на мороз. Зверь улепётывал вдоль улицы, распугивая собак, промелькнул последний раз на фоне яркого пятна, отброшенного на снег лампой, и растворился в темноте. Кое-как заделали дверь, возбуждённые вернулись за праздничный стол.
— И вправду наглый тип!
— Начальнику экспедиции утром объявим. Не дело — в такой праздник от стола отрывать…
— До утра небось в посёлке не появится.
— Не решится, точно. Напугался — будь здоров!
Ах, как мы заблуждались! Не прошло и получаса…
Двойная рама оконца с треском, звоном разбитого стекла вдруг влетела внутрь горницы, упала на праздничный стол, заваленный снедью, заставленный бутылками. Те, кто сидел ближе к окну, инстинктивно закрыли руками лица от летевших осколков.
В горницу просунулась литая голова Наглого Типа. Мгновение — голова исчезла, но тотчас появилась громадная когтистая лапа, схватила лежавшие в большой миске умело приготовленные, с аппетитной корочкой цыплята табака, штук шесть сразу, и поспешно исчезла. За оконным провалом послышалось жадное чавканье. Кто-то сорвал с гвоздя карабин и выстрелил в потолок…