Северные рассказы - страница 32
Пел шаман:
— Жил Нум со своим сыном на небе, прогневал сын отца. Тогда рассердился Великий Нум, сбросил непокорного сына на землю. Упал тот между двух ледяных скал.
Много лет и зим лежал он там. Много раз уходило и снова приходило солнце, пока он не оброс мохом. Ушел гнев Великого Нума, простил он сына и сказал: «Живи на земле, будешь моим словом судить людей...»
Затих на минуту шаман, затем снова закружился в бешеном танце богов.
«Пускай не сердится сын Великого Нума. Не мы тебя убили. Русские тебя убили — они пули делают».
Зачем обманывает шаман, зачем злость у него прет? — думал Павел. — Я убил медведя. Пошто русских зря ругают? Врет старый шаман.»
Сзади чумов собрались женщины. Среди них красивая Нумги. По старому обычаю нельзя женщинам быть вместе с мужчинами, они поганые, не могут принимать участия в великом обряде старших.
Павлу хотелось пойти к Нумги, только совестно было терять свою мужскую гордость.
Но девушка звала его к себе, не сумел Павел усидеть на месте. Такая хорошая была Нумги. На ней расшитые из оленьих шкурок сапоги и белая пушистая ягушка. Ее черные волосы развевались по ветру, и большие глаза искрились зовущим смехом.
— Почему, Павел, не идешь ко мне, или боишься? — спросила Нумги.
— Мужчина не может бояться женщин, я не боюсь тебя, Нумги.
— Врешь, боишься, — смеялась девушка.
— Пойдем, Нумги, в лес, я покажу тебе, какой я смелый...
Надели лыжи и побежали наперегонки. Девушка показывала свое искусство, шла быстро, по-мужски широко расставляя ноги. Но трудно обогнать Павла, он летел, не чувствуя снега, лыжи сами несли его вперед.
Нумги сдала первая, устала и прислонилась к большому ветвистому дереву. Волосы в беспорядке спустились на лоб, лицо раскраснелось от быстрого бега.
Павел остановился рядом, молчал, не зная, что говорить. Вот наедине с собой несколько раз он повторял этот разговор, нетерпеливо ждал его, а тут забыл все.
Нумги тоже молчала.
— Я хотел тебе давно сказать это, Нумги, но боялся. Ты должна стать моей женой, Нумги.
— Я хочу быть твоей женой, Павел, мне очень тяжело у свирепого князя. Давно я ждала от тебя эти слова, но большое горе, Павел: отец решил продать меня шаману Вывко...
— Старый шаман — паршивая собака! — не мог сдержать злобу Павел. — Ему мало трех жен, он хочет взять от меня Нумги. Нет, я куплю тебя.
— Отец будет просить много оленей... Где они?
— Я уговорю Сэротетто, буду у него работать, — волновался Павел.
— Не выйдет, — безнадежно сказала Нумги, — они большие друзья со старым шаманом.
— Тогда, — Павел сжал кулаки, — тогда я украду тебя, Нумги. Мы уедем далеко в тундру, туда, где не найдет нас лось Хорала и Вывко. Ты согласна, ты не боишься, Нумги?
— С тобой не страшно, — ответила девушка.
На рассвете закончилось пиршество. Гости собрались в обратный путь, готовя свои упряжки. Оленей согнали в одно стадо, колышется лес ветвистых рогов. Непокорные олени вырвались из загона и, высоко задрав головы, носились вокруг чума.
— О-хой! Хой! — слышались крики, свистели тянзяны, ловко обвивала петля оленьи рога. Каждый показывал свое искусство.
Работники Нарья Хорала уже приготовили для него резвую упряжку из пяти белоснежных важенок, увитых разноцветными лентами. Оленья сбруя отливала белизной безделушек, искусно вырезанных из мамонтовой кости.
Сам Хорала что-то яростно доказывал Вывко. Павлу хотелось сейчас же подойти к князю и просить отдать ему Нумги, но он боялся помешать разговору старших.
А Нумги сидела на нарте, смотрела на Павла и как будто говорила: «Что же молчишь, Павел? Ведь ты обещал быть смелым...»
Наконец он решился.
— Старейший из старейших, хозяин белых оленей, князь Хорала, продай мне Нумги.
Шаман рассыпался мелким, дребезжащим, как старый бубен, смехом.
— Зачем такое говоришь, мы можем лопнуть со смеху. Что у тебя есть, чтобы иметь Нумги?
Смеялся Хорала, его толстые красные щеки тряслись, непонятно — от смеха или от злости.
— Нехорошо издеваться над старшими. Нумги досталась мне от сестры, я кормил ее и дешево не продам. У тебя нет оленей, нет даже своего чума. Как собака паршивая, придешь греться к моему же костру.