Северные рассказы - страница 48

— Пять раз снег покрывал землю с той поры, пять раз солнце надолго уходило с нашей земли, и эвенки каждый раз боялись, что оно ушло совсем. Тем временем ураса моя далеко от Брата Моря стояла, между двумя тунгусскими реками, в лесах, у озера Хуриинда — озера рыбы сиг. Недалеко от урасы была моя святая чалбан — роща. В ней я жертву Ун-Тонгу клал, шаман танцовал там перед каждой охотой, в бубен бил, я своему богу — хаге губы много салом мазал, чтобы он добрый, сытый стал, зверей ко мне послал. По законам эвенков в роще Ун-Тонга стрелять зверя нельзя, дерево рубить нельзя. Нельзя богов леса обижать, злить нельзя. Они не прощают обид, долго помнят. Хорошо я жил тогда: зверя много бил, шибко много рыбы добывал. Пошел одним временем в рощу — голову оленя понес хаге. Черный зверь стоит у дерева, на меня смотрит. У охотников закон есть: не беги от черного зверя, он будет знать — сильный ты, не боишься его и сам уйдет. Я стою — зверь стоит. Басо стоит, молчит. Потом зверь идет ко мне. Подошел зверь совсем близко, взял голову оленя из рук, понюхал, свежая голова была, понравилась она ему. Я стою. Зверь размахнулся и ударил меня когтями по лицу. Закричал я и упал, ум потерял. Долго лежал, ум пришел обратно, сел, смотрю: Басо рядом лежит, весь в крови. Ничего, не умер тогда, боги не пришли за мной. Только с той поры дырка в щеке есть, рот худой стал. Чай пьешь — вода наружу идет, кровь оленью пьешь — кровь идет, табак куришь — дым вот тут идет. Смотри!

Старик проворно сдернул платок, вынул из раны пучок стружки, задохнулся дымом и закрыл рот. Тонкая струйка сизого дыма вилась из-под уха. Черный зверь острым когтем своей лапы проткнул щеку под самым ухом насквозь в полость рта, там, где кончается челюсть.

— Басо совсем было умер. Зверь содрал ему всю шкуру с морды и слух вышиб. Русский лекарь в Туруханске есть, он говорит: медведь порвал собаке жилы, и теперь они не держат глаза и губы, шкуру и нос.

Действительно, удар оказался жестоким. Острые когти нарушили нервы и связки на голове собаки. В левом ухе от удара лопнула барабанная перепонка.

— Черный зверь, — продолжал старик, — совсем в роще жить остался. Зверя, птицу пугает кругом. Охота моя пропала, оленя потерял. Беда пришла. А стрелять в роще нельзя. Молодой был — хитрый был. Взял я толстый крепкий тянзян, петлю сделал, над тропой зверя повесил через сук. На другой конец ремня большое тяжелое бревно привязал. Ушел. Сам пусть умрет зверь, я его убивать не буду. Слышу, кричит черный хозяин. Пришел — вижу: зверь петлю на шею надел, испугался, уйти хочет. Пойдет — тянзян не пускает. Рассердился зверь, землю лапой роет, ревет. Потянет, видит: бревно шевелится, не пускает. Сильно рассердился зверь, подбежал к бревну, поднял его, сломал сук, на котором висел ремень, и бегом пошел к озеру. Дошел до воды — берег там крутой, высокий — размахнулся и далеко бросил дерево в воду. Полетело бревно, натянуло ремень — как дернет зверя за шею! Зверь за деревом в воду упал. Шибко злой на дерево стал. Плавает, ревет, бревно ловит в воде. Опять на берег залез, опять в воду бросил — бревно убить хочет, — бревно его опять в воду утащило. Много смеялся я...

Бенетося мелко затрясся, захохотал, словно закашлял.

— Что ж потом было?

— Убился зверь, совсем убился. Замаяло его бревно. Я шкуру с него снял, в роще голову на дерево повесил, сказал: «Видишь, какой ты злой, зверь. Пошто так? Я тебя не убивал, дерево тебя убило. На меня не сердись, Ун-Тонг. Я сказал». Сейчас, однако, висит голова на берегу Хуриинда. Давно зверь погиб, а рана осталась. Шибко хорошо росомаху убили, лечить будем.

— Лечить будешь?

— Росомахи жир густой, от многих болезней помогает, но быстрее всего от ран помогает. Зверь задерет плечо, дерево упадет на ногу, в руки нож возьмешь — намажешь, скоро пройдет болезнь.

— Много сохатого в этих лесах, старик?

— Шибко много. Раньше еще больше было, раньше он не пугался здесь. Ружья не было — шуму не было. Теперь сохатый уходит на Камни[74].

— Сильный зверь, — помолчав, добавил Бенетося. — Помню, отец был жив, я маленький был. Отец ушел в лес за зверем, я калданил