Северные рассказы - страница 36
У наших ног лежал растерзанный Бишка. Искусанный затылок и разорванные щеки кровоточат рубинами свежей крови. Мутные глаза и острые уши неподвижны. Казалось, жизнь ушла из этого полного энергии тела. Вдруг пробежавшая по мускулам дрожь и слабое движение ушей дали знать, что жизнь еще теплится. Через несколько секунд, судорожно шевельнув всеми четырьмя лапами, Бишка поднялся и молча пополз от нас, опять в сторону старого карбаса. В узкой щели между камнями и его бортом на мгновение задержался его пушистый хвост.
В это время на горизонте пролива мы увидели дымок… И в сутолоке дней разгрузки парохода был забыт наш смелый друг.
Отгрохотали лебедки. Катера и кунгасы подняты на борт, и бухта оглашается трехкратным ревом сирены уходящего до следующей весны парохода. Реву сирены сопутствуют залпы наших ружей и лай собак.
И вдруг около старого карбаса мы увидели странную, неподвижную грязно-белую фигуру, у которой вместо головы был распухший, мохнатый фантастический шар, и только пушистый хвост своим движением придавал жизнь этому странному видению.
Это был Бишка…
Услышав звуки сирены и салютов, он выполз из своего убежища, где молча пролежал несколько суток, зализывая раны и оправляясь от потрясений, и изменившийся до неузнаваемости предстал перед нами.
В этот день Бишка родился для нас в третий раз.
Быстро поправившись, он снова стал первым медвежатником и ревностным участником всех охот. Казалось, он умышленно искал встреч с медведями и мстил им за свое поражение. Даже мороженое мясо медведя, идущее на корм, он рвал зубами и пожирал с особым озлоблением. В каждой охоте он принимал самое активное участие, всегда был первым, висящим у медведя сзади «на штанах», и не один десяток их был убит нами при его непосредственной помощи до тех пор, пока печальный случай не прервал его доблестной жизни.
…Снова наступила полярная весна.
Хлопотливые люрики стаями играли на первых полыньях бухты. В солнечные дни на льду у лунок появились чуткие нерпы. Снег начинал оседать под незаходящими лучами солнца. Подошло время весенней миграции полярного медведя.
Однажды утром, разбуженные криками дежурного по зимовке, мы соскочили с постелей и, в несколько минут облачившись для охоты, выскочили на улицу.
По льду бухты спокойно и величаво шел огромный медведь.
Оглядываясь на зимовку и чутко поводя носом, он шел в сторону скалы Рубини-Рок. Собак дома не было. Как всегда, они всей стаей бегали по берегу острова.
Через несколько секунд трое лыжников с винтовками за плечами уже бежали за зверем. Не обращая внимания на бегущих, медведь спокойным шагом размашисто шел своей дорогой. Один лыжник, обогнав остальных, стал настигать медведя. Зверь обернулся и прибавил шагу. Затем, мотнув головой, остановился, сделал несколько шагов дальше и вдруг, круто повернув, пошел на лыжника. Тот, замедляя бег, остановился, скинул лыжи, сбросил с плеча ремень винтовки, щелкнул затвором и, став на одно колено, прицелился.
Зверь быстро и решительно подходил к нему, оскалив клыкастую пасть и хищно прижав к затылку короткие уши. В маленьких, налитых кровью глазах таилась злоба.
Ствол ружья спокойно следил за ним…
Остается двадцать… пятнадцать… десять метров. Щелчок затвора, но выстрела нет. В патроннике винтовки нет очередного патрона.
Зверь делает прыжок и почти накрывает своей тушей неизбежную жертву. И вдруг… из-за спины охотника молнией блеснуло серебристо-белое ловкое тело. Прыжок… и клыки Бишки впились в ненавистное горло зверя, — а лапы стараются разорвать шкуру.
Медведь грузно осел на лед, заревел и, сомкнув лапы, упал на грудь. Еще мгновение… и пуля оправившегося охотника пригвоздила его ко льду.
Когда мы с трудом перекинули на спину многопудовую тушу убитого медведя, в его судорожно стиснутых лапах, весь измятый и изломанный, лежал Бишка. Его пасть по самые уши утопала в шкуре зверя. Выразительные глаза были неподвижны и мертвы, клыки застыли в последней судороге на ненавистной глотке. Белая, с желтизной между пальцами лапа безжизненно упала в сторону.
Спасенный Бишкой зимовщик с трудом оторвал от горла медведя бишкину голову и, помедлив мгновение, прикоснулся губами к черной пуговке носа.