Северный богатырь. Живой мертвец - страница 18

Фатеев с недоумением взглянул на Снигирева. Тот словно просиял.

— А у нас было это! — даже весь просиял тот, — велением царя было! И все мы видели и дивились! Как царь задумал этот поход на шведов, вперед послал денщиков к вам и Апраксину, а потом и сам тотчас двинулся. Ну, сначала дело было пустое: сели на шенявы и по Белому морю в Нюхчу. Оттуда путь простой: сядь на коня и поезжай в Ладогу, либо иди пеший. Так, конечно, всякий сделал бы. Однако не то распорядился свершить царь. Занадобилось ему, чтобы беспременно все лодки и шенявы в Ладожское озеро представить! Как быть?

Фатеев не знал, что ответить, но Снигирев и не ждал ответа.

— Путь тоже простой, царь все знает: от Повенца по Онежскому озеру, а там из Онежского по реке Свирь в Ладожское, и все! Так?

Фатеев, ничего не понимая, кивнул, чем привел Снигирева в восторг.

— Так, да не так! От Нюхчи-то до Повенца сто шестьдесят верст и никакой воды! Вот! Как же быть? Ведь посуху! Но государь и это сделать умудрился. Он послал вперед сержанта Щепотева. Тот с мужиками по лесу просеки вырубил, болота хворостом закидал, гати сделал. Царь отдал приказ выволочь из воды все корабли, шенявы да лодки; ну, мы выволокли их и потащили — где на плечах, где волоком, где на катках, но все вперед да вперед до самого Повенца! — Снигирев махал трубкой и задыхался от восторга. Толстый, с толстой шеей, он казался налитым кровью. — Вперед! А царь-то, царь! Сам, голубчик, чуть кто ослабнет, сейчас подойдет на помогу — где рубит, где лопатой махнет, где за веревку потянет. Чудо! А сила какая!.. Увяз это баркас. Тянут, тянут, а все почти ни с места. Тут государь подошел, говорит: «А ну-ка разом. Ух!» — ухватил баркас у носа да дернул и, словно занозу, вытащил!

Фатеев не знал ни Нюхчи, ни Повенца, ни рек, ни озер, которые называл ему Снигирев, но представил себе узкую дорогу по лесной просеке, болота, корчаги, пни и по этому пути тяжелые корабли, двигающиеся усилиями людей, под руководством царя, наравне с солдатом тянувшего лямку, и сердце его умилилось и переполнилось восторгом.

— Господи! Вот послужить кому! — воскликнул он и вскочил в испуге, отбросив трубку далеко от себя.

— Добро, добро! — раздался громкий сиплый голос, — поглядим на твоих героев, Борис Петрович!

В ту же минуту из дома вышел огромного роста офицер в маленькой треугольной шляпе, в зеленом казакине, высоких сапогах, с кортиком у пояса. Его толстое, мясистое лицо с коротким носом, с крошечными щетинистыми усами и проницательными черными глазами внушало почему-то невольный страх — его поминутно сводило, отчего оно принимало грозное выражение.

— Бравый солдат! Откуда? — вдруг остановился царь, увидя Фатеева.

Шереметев сделал шаг вперед.

— Мой денщик, Александр Фатеев! — сказал он, и Фатеев вытянулся и замер.

— В огне был? Шведов бил? — спросил царь.

— И был, и бил! — ответил Фатеев.

— Молодец! Запиши его, Бориска, в нашу гвардию! — сказал царь.

Фатеев едва не задохнулся от радости.

Царь сел на рыжего коня. Несмотря на рост коня, ноги царя были на пол-аршина от земли, и конь шарахнулся, когда Петр грузно опустился на седло Все легкой рысью двинулись в дорогу, Глебов же, Титов и Вейде вихрем унеслись вперед.

— Увидел! Сподобился! — радостно говорил Фатеев, а Багреев и Снигирев смеялись от радости.

— Иди к нему, в милость попади, — пошутил Снигирев, — так он заездит тебя!

— Да и дубинкой погладит! А то просто по затылку!

Вдали показалась Старая Ладога, и на солнце засверкало оружие. Государь ударил коня и вихрем помчался к выстроившимся полкам. Пехота в треуголках, в казакинах с красными и зелеными отворотами, с ружьями на караул, недвижно стояла, сверкая широкими штыками, как стальное море. Драгуны, казаки, калмыки и татары и, наконец, бомбардирские роты с тяжелыми, неуклюжими пушками вытянулись рядами, охватив полукругом широкое поле, а в стороне у слободки стояла кучка изумленных крестьян.

Фатеев подогнал коня и с замиранием сердца ждал приветственного клича.

И он раздался.

— Виват! — пронеслось и загудело по полю[10].

Царь скакал вдоль рядов, потом осадил коня и остановился. Его окружила свита Фатееву указали на Головкина, Апраксина, Брюса, Голицына и на других именитых и приближенных к царю людей. Лицо Петра сияло радостью.