Северный сон - страница 10
— Скучаете? — К Наде подошла буфетчица, — Что ж на берег не пошли? Я и то хотела сходить, молочка купить... Страсть как люблю молочко! А потом, думаю, темно, и не вынесет никто... Я его в войну привыкла пить, когда донором была. Нам дополнительно на карточку давали... Всю войну кровь сдавала, и потом еще лет пять. А теперь не могу... — Помолчав, добавила: — Здоровье не позволяет...
— И нравится вам на воде? — спросила Надя больше из желания быть любезной.
— Привычка. — Мария Петровна наставила воротник пальто. — Вот вы летом плаваете, а зимой... работаете где-нибудь? — в свою очередь, спросила она.
— В школе.
— Какой предмет?
— География.
— Ну, что же... Географию надо знать, — одобрила она. — А то как я... Кильским шла в первый раз. Думаю, где ж он, Кильский такой? От кильки, что ль, происходит?
Она хрипловато засмеялась, достала папиросу из пачки.
— Вот вы с нами на севере побываете и ребятам потом все доложите...
Они прошли вдоль палубы на корму. Корабли зажгли бортовые огни, на «Кольцове» заиграла джазовая музыка.
— Хорошо сейчас на берегу, — мечтательно сказала Мария Петровна. — Погуляют наши матросики. Раньше я тоже погулять любила... — Она чиркнула спичкой, и быстрый огонь на миг осветил ее обветренное, морщинистое лицо. — Вам, наверно, не верится, — сказала она, перехватив взгляд Нади. — Но было так. Жизнь, дорогуша, ломает человека... Овдовела я рано. Гришу своего я любила, не гуляла от него ни с кем. А как убили его... Семнадцатого июня сорок второго года... Так и пошло... А теперь, кроме Гриши, и не вспомню никого, как их и не было.
Она помолчала, изредка затягиваясь, и вдруг с живостью обернулась к Наде.
— А вот я вам скажу. Есть такие, что их жизнь ломает, а они не ломаются... Вот я вам историю расскажу. Про нашего командира отряда. Про Лучникова, Сергей Николаича. Говорят, перед войной он в Архангельске служил. Недолго. Может, год или два... И была там одна женщина, хирург. Полюбил он ее страшно, и она его тоже. А потом война, он на севере воевал, она тоже на фронт ушла... Ну, и растерялись. И вот, представьте, сколько прошло лет, а он все надеется ее встретить. Как идет этим маршрутом, на Архангельск, волнуется, друзей в Архангельском пароходстве расспрашивает: «Ну как, мол, ничего про нее не узнали?» И опять просит: «Найдите мне ее...» А разве найдешь? Может, ее на фронте убило. Или замужем, фамилию сменила.
Мария Петровна бросила папиросу за борт.
— Вот какая история, дорогуша... Лет-то сколько прошло, а он все любит. А ведь всего и было у них, что повздыхали. Ну, может, поцеловались разок. А ничего такого платонического про меж ними, говорят, и не было!..
— Что ж он... Так и не женился? — с невольным волнением спросила Надя.
— Почему не женился! Жениться — дело нехитрое. Пожил с одной. Худо, говорят, жили. Ну, и разошлись. Может, сам виноват. Характером он очень тяжелый. А может, и она... Гриша мой так говорил: женой моряка не становятся, а родятся...
Надя смотрела на огни поселка. К ним не шла джазовая немецкая мелодия, долетавшая с «Кольцова». Поселок был такой северный, русский. Иной музыки просила Надина душа — печальной и светлой, как ее мысли о жизни. «Ее убили на фронте, — подумала она вдруг с уверенностью о незнакомой женщине. — Она не могла разлюбить его. Потому что... его нельзя разлюбить...»
Она была уже у себя в каюте и лежала с книжкой когда вернулся Андрей. Он был не в духе.
— Что случилось? — спросила она.
— К черту! — вместо ответа буркнул Андрей.
Он стал расстегивать китель.
— Спи, — сказал он. — Почему ты не спишь?
— Хочу понять, что с тобой...
— Со мной ничего. Просто он мне надоел, Понимаешь? Надоел!
— Кто?
— Твой Лучников.
— Почему мой? — Надя удивленно подняла брови.
Андрей не ответил. Он лег с размаху, и кровать жалобно скрипнула под ним.
— Спать, спать, — повторил он строго. — Через два часа снимаемся, тогда не поспишь...
— А как же лед?
— Что нам лед? — И добавил: — Ледокол заказали...
— Он уже здесь?
— Нет, в Повенце. Пойдет нам навстречу.
— Когда же мы встретимся? На полдороге?
— Примерно.
Ей стало жаль «Машука». И Андрея.