Сэвилл [отрывок] - страница 6

— В этом смысле тебе должно быть трудно, — сказал он. — Я имею в виду такое деление мира, — добавил он.

— В каком смысле трудно? — спросила она, и глаза у нее повеселели.

— Даже если поглядеть на это, — сказал он, показывая на расстилавшуюся внизу картину. — Поля, форму которых определили мужчины и экономика, придуманная мужчинами. Работа, которую в основном выполняют мужчины. Изгороди, которые подстригают мужчины, железные дороги которые были спроектированы и построены мужчинами, для машин, которые изобрели мужчины. Шахты, где работают мужчины, давая топливо промышленности, которой управляют мужчины. Если разделить все надвое, этому, видно, конца не будет.

— А как еще на это смотреть? — спросила она. — Что женщине, просто стоять рядом со всем этим и ждать?

— Она не стоит и не ждет, — ответил он. — Она помогает это создавать.

Маргарет рассмеялась.

— Поразительно, как глубоко укоренились предрассудки. — Она направилась по тропинке, которая вела назад, к поросшей травой полянке.

Следом за ней стал спускаться и он. Когда он добрался до крошечной полянки, она уже свертывала клочья бумаги и укладывала сумки. Она прихватила с собой термос с апельсиновым соком и теперь вылила остатки в чашку — пусть он допьет.

— Это так чудно, — сказал он, наполовину смеясь.

— Что чудно? — В ее голосе, предупреждая его, послышалась угроза.

— Да перевернуть мир с ног на голову. Это вроде того, как если б вместо человеческих голов увидеть их ноги. Конечно, если б женщинам были органически присущи какие-то качества, те другие качества, про которые ты твердишь, они бы как-то проявились до этих пор.

— Разумеется, они как-то проявились, — сказала она. Только у них никогда не было ни экономической, ни нравственной свободы, чтобы сделать с этим что-нибудь.

— Не вижу, почему у них не было. — Он покачал головой. — В известном смысле у тебя и таких людей, как Марион или Одри, больше свободы, чем у меня.

— Чтоб делать что?

— Быть самими собой.

— Я этого не понимаю.

— С тех пор, как я что-то узнал, я только и делал, что выполнял приказания других. По обязанности получил образование; по обязанности выполнял физическую работу. Да я никогда, ни разу не сел — не мог сесть и подумать о том, что мне действительно хочется делать. Да я был вечно на взводе, точно заводная мышь, и как только завод кончался, появлялись родители или еще какое-нибудь начальство и заводили меня снова.

— Может, тебя и угнетают, — сказала она. — Только по-другому.

— Но я не стану из-за этого терзаться, вроде тебя. Я не стану все мазать одним цветом. — Все еще сжимая в руке чашку, которую она ему дала, он сделал неопределенный жест в воздухе. — Это все равно, что смотреть на жизнь одним глазом и проклинать всех, кто смотрит двумя. У тебя и таких девчонок, как ты, больше свободы, чем у меня когда-нибудь было.

Она рассмеялась, качая головой, встревоженная тем, что она в нем пробудила.

— Свобода быть тем, что уже за нас заранее решили. И ничего другого, разумеется. Призрачная свобода. А что до тебя, так ты можешь быть, кем захочешь. Ты даже можешь работать.

— Я не вижу в этом никакой свободы.

— Увидел бы, если б тебе было отказано в такой работе.

— Во всяком случае, не вижу, кто тут может что-то изменить, — сказал он.

— Поэтому-то ты не хочешь видеть, как кто-нибудь это изменит, — ответила она. — Тебе так удобно при теперешнем положении вещей.

— Мне удобно? — переспросил он.

Она засмеялась.

— Людям всегда удобно. Они сопротивляются переменам. Это слишком многим грозит. Даже ты, будь ты действительно честен, признал бы это.

— Что признал? — сказал он, хмурясь.

— То, что я только что сказала: перемены тебя пугают.

— Я не боюсь испугов, — сказал он и храбро встал, чтобы показать, как он настроен.

— О, я не имею в виду, бояться трудностей, столкновения с неизвестностью. Бояться того, что ты представляешь собой как человек, когда тебя покажут таким образом, что ты ничего не сможешь понять. Ты видишь себя настоящим мужчиной, который вышел из мужской среды и поступает как мужчина; вот что вдалбливают нам в таких школах и таких домах, как наши.