Sex. Убийство. Миллион - страница 36

стр.

Я всегда говорил про Давида, что он тот человек, который может превращать нереальное в реальность… Но тут, вот тут, он, конечно, уже просто чует…

— Ну, и как мы это сделаем? Это ведь агентство Prolit, ты что, забыл? У них лучшие модели мира работают, у них офисы по всему миру… Париж, Нью-Йорк, Берлин, Москва, Дели… Ты хоть представляешь, о чем речь идет?

Ответ на мой вопрос я прочитал по глазам Давида. Там было написано все очень четко: «Я не просто представляю, но и хорошо знаю, как это сделать».

Три месяца спустя контрольный пакет акций модельного агентства Prolit был у Давида в руках. Он их держал в руках всего несколько недель, после чего продал ровно в семь раз дороже, чем купил.

Давид всегда говорил, что это была самая красивая сделка в его жизни. Она ему дала не только прибыль, но и славу, и почетное место среди мировых и самых значимых бизнесменов мира.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ДОМ КОФЕ

На дисплее мобильного высветилось имя Артема.

Пропущенный звонок.

Его фамилия была Глуков, надо сказать, не последний человек в стране. Он работал в одном здании по улице Банковая в Киеве.

Его не многие знали лично, гораздо больше людей шушукались по углам: заочно обсуждали Артема, не имея ни малейшего представления, каков он в реальной жизни.

Он был замечательным собеседником. Несмотря на огромную разницу в возрасте, мне всегда было с ним интересно общаться.

Он тридцать лет проработал в разных госструктурах. Его огромный опыт неизменно наложил отпечаток на стиль общения: о чем бы мы ни говорили, слушать его всегда было интересно. У него неизменно был свой взгляд на все, что происходит в стране. Мнение, к которому хотелось прислушиваться.

Я перезвонил ему, и на этот раз мы решили не ходить играть в бильярд (обязательная традиция времяпровождения до полудня по воскресеньям). Остановились на «просто посидеть» в Доме Кофе в Пассаже, в двух шагах от главной улицы Киева Крещатик.

Был май месяц. Теплая погода. Люблю солнце, и до сих пор никак не могу привыкнуть к холоду и украинским зимам, хоть в последнее время они и теплые.

Мы выбрали столик на террасе. Единственный свободный. Последнее время невозможно просто зайти в кафе и сесть туда, где тебе больше приглянулось. Все занято или «на резерве». Резерв снимался только в том случае, если ты сразу выкладываешь немаленькую сумму за подобную услугу. Платить только за то, чтобы сесть, — вот это настоящий принцип хорошего обслуживания в Украине.

Вокруг нас сидело много людей, еще больше медленно прогуливались по Пассажу. Мне всегда нравилось сидеть в каком-нибудь кафе на этой улице, наблюдать за движениями людей, слышать обрывки фраз, словно листаешь фотоальбом чужой жизни.

— Привет! — одна симпатичная девушка помахала нам рукой.

На вид ей было лет тридцать. Стройная блондинка с идеальной фигурой, очень яркой внешностью. Про таких говорят: «с харизмой». Но я бы сказал: «с шармом», что-то в ней было притягательного во взгляде ли, в движении рук ли. На ней был черный деловой костюм, но не сказать, что она шла с работы, скорее всего это был ее повседневный стиль. Она легкой походкой поднялась по ступенькам на летнюю площадку и направилась к нам. Официант галантно отодвинул стул, она села и поцеловала в щеку Артема.

— Привет, Леночка, ты, как всегда, очаровательна.

Тут же принесли меню, наверное, все официанты были в курсе, что Артем высокопоставленный чиновник, и нужно быть услужливыми.

У Лены был очень загадочный взгляд. Или задумчивый. Она смотрела на нас как будто сквозь, как будто она с нами, но вроде бы и нет, словно мы все в разных измерениях. Наверняка у нее были какие-то проблемы, а может, просто глубокие переживания. Личностные.

— Тебе как всегда Martini? — голос Артема прервал неловкую паузу.

— Да, пожалуй… Martini будет кстати. Впрочем, как всегда. — Она говорила так, будто бы не знала русский и сначала проговаривала задуманное про себя.

Артем заказал сигары. Cohiba, кубинские. Лена отказалась.

— Бросила, курю только сигареты, — коротко объяснила она.

Прошло несколько минут. Все молчали, никакого напряжения, просто каждый из нас думал о чем-то своем, о том, что могло волновать каждого из нас по отдельности, но никогда — вместе.