Сеятели смерти. Задание — Токио - страница 8

Арчибальд. У него, надо думать, и так уж полным-полно невзгод и без таких головорезов, как мы, которые готовы взять его след…

Уинни даже не улыбнулась. Ну, может, в моих словах и впрямь не было ничего забавного. Она довольно жестко спросила:

— Особые приметы?

— Сорок семь лет. Пять футов семь дюймов. Сто девяносто фунтов.

— Колобок средних лет, — пробормотала она.

— Именно. Низенький и крепенький. Круглолицый. Темные волосы прикрывают небольшую лысину. Карие глаза, немного близорук, носит очки в золотой оправе. Руки и ноги небольшого размера. Когда удосуживается взять в руки бритву, выбривается начисто, но, охваченный научным вдохновением, имеет склонность забывать о столь малозначительных бытовых нюансах. И я подозреваю, что научное вдохновение снисходит на него довольно часто. Одевается неряшливо, на обшлагах видны пятна от кислоты и прочих химикатов. Башковитый и, как говорят, с ужасным характером. Не может ужиться ни с кем, впрочем, и с ним никому не удается ладить. Он считает себя необычайно умным, обреченным существовать на планете, населенной идиотами, которые только и делают что пытаются воспользоваться его гениальными способностями.

— А они пытаются?

— Конечно! Разве не для этого гении рождаются на свет? Сначала он работал в крупной фармацевтической компании. Они сколотили состояние на одном его открытии — какой-то фантастически эффективный антибиотик, — а он только и получил что свое жалование и небольшую премию. Так хитро был заключен контракт. Тогда он раздобыл себе новый контракт и вывел еще какую-то формулу, куда более интересную и потенциально доходную, да только, сам того не подозревая, залез на поле, которое уже возделывалось правительством в военных целях. И вдруг он понял, что работает на биологическую войну— в условиях строжайшей секретности — и по-прежнему зарабатывает каких-то жалких несколько тысяч в год (в то время, наверное, пять), а этот парень, как мне сказали, мечтает о миллионах. Но только, предупреждаю тебя, куколка, не воображай, что наш Арчи похож на яйцеголовых мечтателей-романтиков. Все его фантазии, будь то во сне или наяву, крутятся вокруг бабок. И только бабок.

— Продолжайте…

— С человеком, у которого такие жизненные интересы, вполне естественно произошло следующее: когда к нему пришел некий добрый дядя и потряс тугим кошельком, он потянулся к этому кошельку и исчез. Оставил только записку, в которой писал, что четырнадцатая поправка к Конституции Соединенных Штатов запрещает рабовладение и никто не вправе указывать, где и на кого ему работать и за какое вознаграждение. Он также намекнул, что американским властям можно не тревожиться по поводу выдачи им государственных секретов, к коим он был причастен, поскольку ни они, ни его новый спонсор нимало не интересуются устаревшими опытами, которые его заставляли проводить в государственных лабораториях. У него сейчас на уме куда более грандиозные эксперименты. В данных обстоятельствах, писал Арчи, он не видит причин, почему его исчезновение должно возбудить ка-кую-то озабоченность со стороны официальных ведомств, и требует, весьма настоятельно, чтобы они прекратили вмешиваться в его научную работу. — Я пожал плечами. — Ну, в какой-то мере Макроу можно понять. В конце концов, он же хозяин своего мозга, который, похоже, очень неплохо фурычит. Вряд ли его можно винить за то, что он хочет получить за свой талант приличную цену.

Уинни ответила холодно:

— Не наше дело, мистер Хелм, вникать в мотивы людского поведения.

Я бросил на нее косой взгляд и слегка пожал плечами. Мы уже пережили несколько мгновений, когда между нами установились почти нормальные человеческие отношения, но, возможно, таких моментов нам больше не представится. Если же ей хотелось сохранить к заданию сугубо серьезное отношение — что ж, это задание и так считалось достаточно нешуточным.

— Можешь называть меня просто Мэт, — заметил я. — Сколь бы невероятным это ни казалось, жены в наше декадентское время обычно предпочитают именно такую неуважительно-фамильярную форму обращения к мужьям.

— Мне кажется, Мэт, что правительство не слишком серьезно отнеслось к предупреждению Макроу, — сказала она, по-прежнему без тени улыбки.