Сеятели тьмы - страница 11
Судя по всему, Убуката не ограничивался работой в институте и добрую половину своих исследований проводил дома, превратив свой кабинет в лабораторию. Таким образом, значительная часть полученных им данных оказалась не в институте, а на квартире.
Каждый раз, когда возникали споры, Катасэ принимал сторону Муракоси и даже подогревал его. Муракоси был назначен официальным представителем института, отвечавшим, согласно приказу директора, за обобщение материалов, которые будут обнаружены у Убукаты. Тэрада же был привлечён просто им в помощь. Правда, он был старым другом Убукаты, и кроме того, соприкасался с ним как сотрудник биологической лаборатории Института фармакологии Гоко и специалист по антибиотикам, но для работников института Каньо он был сейчас не очень-то желанным гостем.
Однако, после того как квартира Убукаты превратилась в засекреченный чумной изолятор, роли переменились я Тэрада из гостя превратился в хозяина, оттеснив Муракоси на второй план. Тэрада сразу же прибрал к рукам все материалы покойного, явно желая продолжить его незавершённые исследования. На язвительные замечания Катасэ по этому поводу Муракоси лишь беспомощно разводил руками.
— Да поймите же, Катасэ, я вовсе не бактериолог, моя специальность — риккетсии, — оправдывался он.
Вернувшись в гостиную, Эмма ещё долго не могла прийти в себя.
— Какая всё-таки жуткая вещь — смерть!..
— Лучше не думать о ней, забудьте эту историю, — успокаивал её Кохияма.
— Не надо меня утешать. Смерть отца перевернула мою жизнь вверх дном. Скоро начнётся демонстрация новых заграничных мод, а для меня всё кончилось. Я не могу показываться в клубах, не могу сниматься в кинорекламе, выступать по телевидению.
— Ну, всё это вы быстро наверстаете, — утешал Кохияма. — Через каких-нибудь десять дней…
— Поймите, что я вовсе не стремлюсь к роскоши. Все свои силы и способности я стремлюсь отдать этой работе, и ничего другого мне не надо.
— Тем более вам не о чем беспокоиться. Считайте, что у вас просто кратковременный отдых. Подождите, потерпите…
— Ждать? Терпеть? Вы думаете, это для меня внове? Вы ведь ничего обо мне не знаете. Я ждала и терпела и в школе, и в колледже, и даже в университете. Всю жизнь за своей спиной я слышала лишь одно: «Метиска, метиска!..»
— Расскажите мне о себе.
— Вы газетчик, и вас интересует жизнь моего отца, не так ли? Поэтому вы и согласились пробыть это время здесь. Я угадала? — Лицо Эммы сделалось строгим. Она изучающе смотрела на Кохияму. Он вспомнил, как она в траурном платье стояла у изголовья гроба и он впервые встретился с ней взглядом. И снова лицо девушки показалось ему удивительно похожим на лицо той еврейской девочки, что погибла в немецком лагере в Освенциме.
— Послушайте, Эмма, — снова заговорил Кохияма. — Мы ведь теперь товарищи по несчастью, и наша общая тюремщица — чума…
— Ловкий ход, — усмехнулась Эмма. — Вы хотите сказать, что теперь мы должны друг о друге всё знать?
— Всё? Я не думаю, чтобы вы и сами всё о себе знали…
— В каком смысле? Впрочем, вы правы. Я, например, ничего толком не знаю о своей матери. И теперь, когда умер отец, о ней знает только полусумасшедший Тэрада.
Эмма резко отвернулась и подняла глаза на висевшую на стене икону с изображением богородицы. Возможно, это была единственная вещь, оставшаяся ей на память от матери и заставлявшая её часто вспоминать женщину, которая дала ей жизнь, но которую она совсем не знала.
Словно обессилев, Эмма откинулась на спинку дивана и чуть слышно прошептала:
— Бедная моя Пиро! Как мне без неё скучно! — Пиро была кошка, которую Эмма сама вырастила и очень любила.
— С Пиро всё в порядке, — поспешил ответить Кохияма. — Её взял к себе на это время институтский шофёр…
— Неправда! — вскрикнула Эмма. — Я всё знаю. Сумасшедший Тэрада убил её!
Это действительно было так. Тэрада, считая, что кошки, как и крысы, могут быть переносчиками чумы, отравил любимицу Эммы. И девушка, со своей обострённой чувствительностью, сразу почувствовала в словах Кохиямы фальшь.
Она ушла в свою комнату, и вскоре оттуда послышались оглушительные звуки стереофонического проигрывателя. Вероятно, Эмма включила его в надежде отвлечься и сейчас, возможно, даже танцевала, оставшись в комнате одна.