Сезон - страница 5
— Ногу наколол: ни встать, ни сбегать…
— Так ты разве в нашей бригаде? — с серьезным лицом подначивал, Шульц. — С утра вроде у Фокина терся.
Дед плевался: «Пустомеля долгоносый!» Бил себя кулаком в грудь под новой, застегнутой на все пуговицы телогрейкой.
— А ямы под стояки кто копал?
— Так я думал, для согрева, — насмехался Шульц. — А уж если ты полноправный член нашей бригады, надо сходить на станцию за справкой.
Как без справки? Кто поверит, что работать не можешь?
Дед ругался в голос, на ветру разматывал портянку на восковой ступне, тыкал скрюченным пальцем в пятнышко, бывшее якобы ранкой.
— Ты, что ли, бригадир? Чо балдеешь?
— А кто, если не я? — с комичной серьезностью распрямился, Шульц.
Дед ворчал, аккуратно наматывая портянку на ступню, поглядывал на Лаптева и Хвостова. В общем-то, бригадира, как такового, еще не было, но ясно, что им будет не этот хохмач Шнапс.
В сумерках, громыхая стрелой, на площадку приехал подъемный кран.
За четверть часа до этого из поселка привезли горячий ужин в термосах, и проходчики разбрелись по вагончикам. Лишь Чебурек с Крокодилом позвякивали ключами в груде оборудования, монтировали новый шурфовой кран — кэша. Другой был обшарпан, видно, не один год служил шурфовикам.
Подъемный кран остановился возле бытовки, когда многие считали рабочий день законченным, кто-то уже умылся и переоделся. Хвостов выскочил из вагончика, озлился, чувствуя, что Фокин может нахрапом захватить кран. Но из кабины подъехавшей машины уже махал Чебурек, а в новом шурфовом кране заперся Крокодил и скалился, показывая распухший нос фокинской бригаде. Ловко. Теперь и лучшее у них, и спать лягут раньше.
Фокинские хмуро поглядывали на неутвержденного еще бригадира. Сами, конечно, прошляпили, а виноват кто? Бугор!
— Темнеет рано! — кричал Лаптев на другой день. — Времени на монтаж в обрез. Скоро с нас метры потребуют. А где они?
Погонных метров проходки еще не было, но груда оборудования вокруг вагончиков уменьшалась, расползаясь по местам. Шурфовые краны, словно огромные чайники, встали на срубы. Уже не вручную, а «кэшой» подтягивали бревна и ставили в ямы столбы для прожекторов, тянули провода.
В эту ночь впервые не топили прожорливую печь, только светилась в темноте толстая спираль электрообогревателя. Было душно, а за тонкой жестяной стеной подвывал пустынный ветер, все еще ледяной, без всяких признаков подступающей весны.
Нужно было провести рабочее собрание, но Паша уже четвертый день откладывал его. Прибегал Касым, подробно сообщал, что сделано за смену, просил то лес, то подъемный кран. Максимов выслушивал, кивал и шел к диспетчеру, потом к главному инженеру. Тот долго думал, вздыхал, разводил руками и отправлял к начальнику партии:
— Без Отана Барибаевича не могу решить… Сходи сам.
В тонкостенном бараке половину площади занимали крошечные комнатки бухгалтерии, ОТиЗА; касса и отдел кадров — совсем вроде одноместных клозетов. Вход на другую половину был обит солидным черным дерматином с медным крапом узора. На нем блестели дверные ручки. В прихожей, размером с хорошую комнату, возле пишущей машинки совой хохлилась секретарша.
— Начальник у себя? — не здороваясь с ней, ссутулился у дверей Максимов.
— Занят! — не оборачиваясь, процедила сквозь зубы она, поправила теплую шаль на плечах, передвинула ноги в валенках и снова по-птичьи замерла на мягком стуле.
Паша не ждал в прихожей, но кружил по поселку, косясь на солидную дверь, выпиравшую сытым брюхом из ряда обшарпанных филенок. Наконец она распахнулась, на крыльцо, переваливаясь на неловких ногах, выкатился аксакал в хромовых сапогах, следом почтительно высунулся седой ежик начальника геологоразведочной партии. Едва закрылась дверь, Паша пронесся мимо проснувшейся секретарши в просторный кабинет. В который раз начальник встретил его одним и тем же возгласом:
— А-а! Молодой специалист! На меня не очень-то рассчитывай. Вы — подземка, сезонщики, вроде отдельного государства. Чем можем — поможем, а за остальное пусть у тебя голова болит, — и всякий раз добавлял: — К ноябрю с шурфами разделаешься — наградят! Опоздаешь — высекут! Кран нужен?.. Освободится, бери. Скажешь, я приказал.