Сезоны - страница 46

Проработав почти пять лет в Восточной комплексной экспедиции, я с удивлением обнаружил, что в фондах нет ни одного отчета, на титульном листе которого стояла бы фамилия Беленького, а ведь он работал здесь в два раза дольше моего. Однако отсутствие отчетов не мешало считаться ему высококвалифицированным специалистом. Я интересовался — почему так. Мне ответили, что Беленький специализировался на проектах и рецензиях. Меня это мало убеждало, потому что к тому времени я уже понял: венец нашей работы — хороший отчет.

И вот наконец отчет Беленького, первый и сразу же тематический, то есть по статусу считающийся классом выше, чем обычный производственный. Интересно!

Наутро Арнольд принес мне «Методические указания по составлению специальных карт районирования территории с целью создания искусственных запасов подземных вод». Так называлась методичка. Кроме нее он выложил передо мной третий экземпляр отчета («Первый и второй я готовлю для фондов», — пояснил он) и три карты («Две в раскраске, я принесу их завтра», — пообещал он).

Чтобы не затягивать рецензирование, пришлось сразу же оставить все другие дела и приступить к изучению методички. Вечером я забрал материалы домой и смотрел их до полуночи, чем заслужил неудовольствие Марины.

То, что довелось обнаружить при тщательном изучении записки и карт, поразило и расстроило меня. Утром я пришел на работу на час раньше и до обеда сличал данные, приведенные в отчете Беленького, с теми, какими располагал я, вновь и вновь анализировал его работу и не переставал удивляться. К полудню все сомнения рассеялись: на этот раз мне пришлось иметь дело с необычайно слабой работой, местами попахивающей даже халтурой.

Беленький во второй половине дня принес мне остатки отчета, спросил: «Ну как?» Я, не встречаясь с ним взглядом, ответил: «Потом». И он ушел.

Снова пришлось сидеть с отчетом до ночи. Одних только неувязок между текстом, каталогами опорных точек и картами нашел больше сотни. Встречались совсем анекдотичные ошибки: известные скважины, например, были нанесены на карту совершенно в других местах. Я уже молчу о кавалерийском стиле Беленького — «галопом по Европам», не распространяюсь особенно ни о безграмотных вещах, спрятавшихся в пухлой словесной шелухе, ни о том, что автор не потрудился хоть чуть-чуть, хотя бы походя, рассмотреть специфику Северо-Востока применительно к своей теме. Как никогда мне было совершенно ясно, что отчет требует серьезной доработки, а некоторые его главы, на мой взгляд, нуждались в переделке, карты также нужно было еще доводить и доводить до ума. Сдать отчет в заканчивающемся году невозможно. Нет сомнений.

«Ну ничего, — думал я, засыпая, — у Нолика просто нет опыта. Завтра мы вместе разберемся что к чему… Помогу ему кое в чем… идею насчет районирования мерзлой зоны подкину… Ничего, как-нибудь выкрутимся…»

Утром я позвал Беленького и, волнуясь, начал показывать, что, где и почему у него не так. Терпеть не могу разжевывать людям очевидные их недостатки, вот уж где лишен я педагогических способностей. Оттого и волновался.

Арнольд слушал и молчал. А я, весь потный, переходил от одного замечания к другому, сбивчиво развивал самые важные мысли и светился участием и дружелюбием.

Но с какого-то момента я заметил, что молчание Беленького — это не молчаливое согласие с рецензентом, не готовность, сгорая от стыда, исправлять все ошибки и неувязки, которые и обсуждению-то не подлежат, совсем нет, я вдруг понял, что Арнольду скучно слушать меня. Даже какая-то снисходительность сквозила в том, как он, свободно развалясь на стуле, косил глазами в свой отчет; в мои замечания и, уверен, ничего не видел.

— Ну, хорошо хорошо, — несколько усталым тоном перебил меня Беленький, мол, поболтал — и хватит, теперь дай мне сказать. — В отзыве, я надеюсь, всего этого не будет. Ну а в общем как? Четвертак, надеюсь, мне поставишь?

Я растерянно посмотрел на него: «Издевается, что ли?» Но Арнольд был серьезен и даже чуточку грустен.

— Понимаешь, Паша, экономия большая. Премия приличная наклевывается. Понимаешь? А без хорошей оценки накроется премия.