Сезоны - страница 54

Вот оно. Я опустил глаза. Но страх увидеть слишком много назидательно торчащих рук сменился любопытством, и я взглянул исподлобья. Только две руки увидел я: — «за» голосовали главный и начальник планово-экономического отдела.

— Кто за второе предложение, прошу голосовать, — сказал Лев Петрович, выждал немного и сам поднял руку. — Явным большинством голосов отчет возвращается автору на доработку. Техсовет окончен, все могут быть свободны. Вас, Геннадий Андреевич, я прошу остаться.

Я стоял в коридоре и, затягиваясь до ям на щеках, курил в плотном окружении своих собратьев по делу. Все были возбуждены, о чем-то говорили, кто-то жал мне руку, кто-то хлопал по плечу. А я стоял растроганный и, может быть, впервые за долгое время испытывал счастье.

Ко мне протиснулся Руслан Плетнев.

— Павел Родионович, дело есть.

— Говори, Руслан, говори!

— Да неудобно здесь.

— Ничего, Руслан, говори!

— В кадрах узнал, что у вас вакансия.

— Ну?

— Поработать у вас хочу.

— Ты же старший, а у меня место геолога.

— Это не суть важно.

— Тогда в чем же дело? По рукам?

— По рукам.

Мне тяжело вспоминать шестьдесят седьмой год. У меня в партии в тот сезон, в конце его, утонул Руслан Всеволодович Плетнев. В поле все бывает. Наша профессия по степени риска не на последнем месте, и «единые правила техники безопасности на геолого-разведочных работах» тогда насчитывали двести восемьдесят шесть страниц, а новые и того больше.

Но спросите любого старого геолога, соблюдавшего неукоснительно те правила, сколько раз он имел реальную возможность пополнить списки жертв несчастных случаев со смертельным исходом. Думаю, что пальцами на двух руках не обойдется, подсчитывая. И даже молодые могут рассказать о ЧП, не учтенных никакой отчетностью, никакой статистикой. Было? Было. Выкрутился? Выкрутился. Живи и радуйся. И благодари, не знаю кого там. А кто не выкрутился? Помянем тех с уважением. Забудем о том, что некоторые из них расстались с жизнью из-за собственной непредусмотрительности, бравады, азарта, упрямства, нерасторопности, безволия, самодурства, наконец, просто по глупости. Все это вместе принято называть неосторожностью. Не нужно осуждать без меры тех, кто погиб по неосторожности.

Можно, конечно, быть и осторожным, если предвидеть, что именно вот тот камень свалится на твою голову, именно этот брод окажется не по твоим силам, именно эта осыпь оживет у тебя под ногами, и именно в тот момент выскочить из каменного конвейера не будет возможности.

Но посудите. Идет геолог по речке, шагает прямо по руслу, потому что по стланику не пройти. Осторожно идет. Идет километр, другой, третий — все в порядке. А ведь геологу надо не просто передвигать ногами, думая лишь о том, как бы не поскользнуться, ему же работать надо. Ему надо замечать обнажения по берегам реки, ему надо отбраковывать обнажения, похожие на те, которые уже описаны, и искать новизну во вновь встреченных, ему надо отмечать характер изменения морфологии долины, чтобы не упустить момента, когда эти изменения станут достойны описания, ему нужно, если это гидрогеолог, фиксировать проявления подземных вод, стараясь по ходу маршрута дать характеристику их выхода на поверхность земли, определить параметры, ему надо в каждый данный момент точно знать, где он находится, и поэтому зачастую он должен попутно вести счет шагов — и многое-многое другое надо ему видеть, анализировать, запоминать. А дно-то ведь скользкое: в июле — августе валуны и галька покрыты бурой слизью. И течение реки — метра полтора в секунду — не помогает устойчивости. Когда по колено и выше, когда напор воды валит с ног, человек — весь осторожность, он напряжен, он внимателен, но вот, слава богу, воды по щиколотку. Можно для пользы дела и расслабиться. А «тот самый гнусный камень» ждет. Резиновый каблук — надо же! — резко соскальзывает с него — человек падает навзничь. А другой валун, выступающий из воды, принимает на себя его затылок. Все — конец. Маршрут окончен. Жизнь окончена. Человека не стало. И идущие позади не могут помочь ему.