Сфинкс - страница 4

стр.
                                                                 сулит забвение и сон.
Твой вздох тревожит слабый свет,
                                                            огонь мерцающий коварен,
На коже пятнами испарин лежит его ужасный след.
Твои глаза — как две луны
                                                   в озерах призрачных[37]. Как жало,
Язык колеблется устало под звуки призрачной струны.
Твой жуткий пульс вселяет страх,
                                                          и черный зев твоей гортани —
Как дыры, выжженные в ткани на сарациновых коврах.
Спеши! Бледнеет небосвод, устали звезды серебриться,
И их уносит колесница под своды Западных ворот[38].
Гляди! Рассвет дрожит вокруг
                                                        позолочённых циферблатов[39],
День настает, уныл и матов, под капель падающих звук.
Какое пагубное зло, отведав макового зелья,
Тебя в студенческую келью каким соблазном завлекло?
* * *
Мою свечу сквозь мрак узрел
                                                    какой безгласный искуситель
И, осквернив мою обитель, тебя назначил мне в удел?
О! разве грех мой так жесток, что проклят я, и неужели
Авана, Фарфар[40] оскудели, и ты явилась в мой чертог?
Оставь меня, ужасный зверь! Исчадье мерзкое Ехидны!
Прочь! Ты — источник чувств постыдных,
                                                                          во мне разбуженных теперь!
Ты обращаешь веру в ложь
                                                 губительным тлетворным нравом,
И Аттис[41] с лезвием кровавым со мною более чем схож.
Ты лжива! Ждет седой Харон
                                                   меня на вязком бреге Стикса,
Пока с соблазном я не свыкся, оставь меня: я верю, Он,
Принявший муку на кресте,
                                             пред Кем склоняюсь я смиренно,
От неминуемого тлена спас всех, томящихся в тщете.

Комментатор как художник. Вымыслы

Комментатор Уайльда, хочет он того или нет, просто обречен стать художником, если и не художником, то (не будем самонадеянны) коллекционером, собирателем вещей диковинных и редчайших, эдаких «гемм с отблеском шафрана», резанных отточенным резцом Уайльда. К комментатору поэмы «Сфинкс» это относится в наибольшей степени.

Комментатор призван собрать коллекцию вещей, удивительных и причудливых, вдохновившись примером Дориана Грея, который сам, будучи исчадием Уайльдова вдохновения, вдохновленный иной — странной и отравляющей — книгой, в которой «казалось, под нежные звуки флейты грехи всего мира в дивных одеяниях проходят перед ним безгласной чередой[42]», предавался ленивой страсти коллекционера камней драгоценных и интереснейших легенд о них, вышивок и гобеленов, книг в переплетах из атласа цвета корицы или красивого синего шелка, затканного лилиями, вуалей из венгерского кружева, сицилийской парчи и жесткого испанского бархата, сожалея о иных, давно утраченных сокровищах.

Куда они девались? Где дивное одеяние шафранного цвета с изображением битвы богов и титанов, сотканное смуглыми девами для Афины Паллады? Где велариум, натянутый по приказу Нерона над римским Колизеем, это громадное алое полотно, на котором было изображено звездное небо и Аполлон на своей колеснице, влекомой белыми конями в золотой упряжи[43]?

Комментатор, надо признать, находится в несколько лучшем положении, его не отделяют от предмета его изучения — страсти! — непреодолимые границы мифологических пространств и времен. Меньше полутора веков минуло с тех пор, как Уайльд начал свою поэму.

Комментатор призван собрать коллекцию не вещей, а цитат, но цитат столь же драгоценных, как камни, нанизать их, подобно четкам, соединив в единую нить, побуждающую к неспешному созерцанию, размышлению, поиску, если не сказать, изыску.

Комментатору в основание своего собрания предстоит положить цитату из той «странной и отталкивающей» книги, читанной Дорианом Греем и называемой «A Rebours»[44]. Пусть она была издана годом позже того времени, когда Уайльд писал свою поэму, но разве ход времени не подвластен художнику?

Однажды вечером в дом внесли заказанных им небольшого сфинкса из черного мрамора <…> и разноцветную химеру с лохматой гривой, хвостом, свирепым взором и раздутыми, как кузнечные мехи, боками. Дез Эссент поставил обоих истуканов в угол, погасил свет и развел огонь в камине. Пламя едва освещало комнату, и в полумраке все выросло в размерах.