Шахиня - страница 18

– Она мертва? – спросил Остерман.

Бирон склонился над ней и неуверенно пожал плечами, после этого он отворил дверь и позвал лейб-медика и ее придворных дам. На несколько мгновений ее снова привели в чувство, потом горячечный бред возобновился у нее с удвоенной силой. Бирон со своими ставленниками теперь оставил покои царицы, чтобы на месте незамедлительно отдать все распоряжения в случае смерти императрицы.

Последовала страшная ночь. Императрице виделось, как из земли вставали все жертвы ее жестокого царствования и бесконечной чередой проносились мимо нее по воздуху. Люди с отделенными от туловища, окровавленными головами, другие с растерзанными спинами и еще другие, нашедшие себе могилу в снегах Сибири. Они рыдали и клялись, что были ни в чем не виновны… Утром следующего дня, двадцать восьмого октября тысяча семьсот сорокового года, императрица Анна умерла. Завещание было без промедления обнародовано и Иван Шестой провозглашен императором. Час спустя делегаты от Сената, духовенства и знати под предводительством Остермана явились к Бирону и в подписанном всеми письме смиренно просили его взять на себя бремя регентства при несовершеннолетнем еще царе, что бывший конюх[25] милостиво и пообещал им сделать.

Население Петербурга было сильно возбуждено. Императрицу Анну не любили, но к герцогу испытывали отвращение и ненавидели его.

Тысячи людей толпились перед императорским дворцом, безбоязненно выражая свое недовольство.

– Вот так подарочек мы получили, – говорила симпатичная, крепко сбитая торговка яйцами, в пару к цветастой юбке надевшая овечий полушубок и торговавшая своей снедью из глубокой овальной корзины, – сперва нас напугали этой заморской герцогиней, чтобы потом сделать еще хуже и все передать этому кровопивцу.

– Теперь он потребует именовать себя их императорским величеством, точно великий князь, – резонно вставил мужчина с русой бородой, несший на голове поднос с ликерами, – вот прохвост.

– Я все никак не могу взять в толк, почему гвардейцы-то ведут себя так спокойно, – прошептал купец в длинном, подпоясанном синим кушаком армяке и широкополой фетровой шляпе на голове, – на кой ляд нам сдались чужаки, разве у нас русских людей нет с настоящей царской кровью?

– Кого вы имеете в виду? – спросил крестьянин с коротким обушком за поясом и волосами, остриженными в кружок.

– Кого же еще, как не великую княжну Елизавету Петровну, – вмешался в разговор какой-то солдат.

– Конечно, зачем нам невесть откуда взявшиеся пришельцы, – пробормотал продавец ликеров, – когда у нас есть законная императрица, дочь Петра Великого?

– Если бы хоть кто-нибудь решился начать, – раздались голоса в кучке солдат, – вся армия и весь народ последовали бы за ним, но ведь и генералы-то все сплошь иноземцы и сговорились с этим тираном, чтобы сгубить нас.

– Боже, помоги нам, – вздохнула торговка яйцами.

– Бог далече, милая женщина, – возразил купец, – а пословица недаром гласит: «Бог-то бог, да сам не будь плох».

Едва Бирон захватил в свои руки бразды правления, он не стал заигрывать со своими подданными, повел себя еще более высокомерно и самовластно, чем прежде. Он ежедневно унижал старую знать, к которой питал жгучую ненависть, так как она отказывалась принять его, выскочку, в свой круг, и так увлекся мыслью о мести, что забыл даже вознаградить приверженцев. Напрасно в первую очередь Миних ждал обещанного ему назначения на пост верховного главнокомандующего армией и флотом. Прождав три дня, он решил напомнить Бирону о его посулах.

– Это дело сейчас не самое срочное, – выслушав его, возразил герцог с насмешливой улыбкой, – мы при случае еще вернемся к разговору на эту тему.

– Когда я смогу напомнить об этом вашему императорскому высочеству? – с прежним верноподданнейшим смирением спросил гордый победитель османского полумесяца.

– Когда у меня для этого будет более подходящее настроение, – ответил Бирон, – может, завтра, а может быть, только через год.

– Это последнее слово вашего высочества? – запинаясь, пробормотал побледнев Миних.

– Уж не собираетесь ли вы, генерал, мне предписывать, – закричал Бирон, внезапно вскакивая с кресла, – как мне следует вознаграждать своих слуг? Я никому не позволю диктовать себе, я не императрица Анна, я буду управлять вами так, как вы того заслуживаете – железным скипетром.