Шалости Черного Властелина - страница 6

Я же осталась сидеть в удобном кресле рядом с расправленной кроватью, гонять по кругу подозрения по этому поводу. Через минут пять услышала шаркающие шаги и повернулась на их звук. Справа, опираясь на палочку, еле-еле шел дедушка. По виду действительно божий одуванчик. Седые, редкие волосы топорщились в разные стороны. Худой старичок, с трясущимися руками и ногами, сгорбленный и как-то перекошенный на правый бок. Сквозь толстые стекла очков цвета глаз было не разобрать.

— Деточка, — проскрипел дедуля и протянул мне дрожащую руку. — Помоги дойти до постели.

Поднялась с кресла и выполнила просьбу дедули. Как тут откажешь? Жалкий вид Соловьева старшего не мог не найти отклик в моей душе. Опираясь на меня слабой рукой, старичок с трудом добрался до кровати, там с моей помощью улегся и сказал дрожащим голосом:

— Даю тысячу баксов за минет. Сделаешь?

Я как стояла, так чуть и не свалилась на пол, прямо у кровати. Так и хотелось спросить. А ты уверен, дедуля, что сможешь? Но я сдержалась, собираясь прямо сейчас сделать ноги в ночь, притом куда глаза глядят, но подальше отсюда.

— А можно я не стану его делать? — спросила вежливо для проформы.

— Можно, — легко согласился дедушка. — Почитай мне сказку, доченька. Книжку возьми на тумбочке.

Идти в ночь я передумала после этого ответа. Да и до ночи еще далеко. Только вечер на дворе, если часы на стене показывают время верно. Потянулась за тяжеленной книгой на тумбочке, прочла название и передумала снова. Пожалуй, ночь все-таки ждет меня. Прямо-таки жаждет встречи со мной. Собралась положить книгу обратно, но была остановлена дребезжащим голосом дедули:

— Не будь такой глупой, как все эти ханжи. На картинки тебя никто не заставляет смотреть, а почитать текст почитай. И сама образуешься, знать будешь много, и мне развлечение для ума. Сам я не вижу, так бы почитал с удовольствием и картинки бы посмотрел. Но старость не радость. Да, да, да, детонька… Почитай мне, книжка приличная, это только неумные люди ее опошлили, — говорил он это прикрыв глаза и сложив руки на груди.

Стекла очков поблескивали в полумраке, как мне казалось, с ехидцей. Впечатленная этой речью, плюхнулась в кресло, попутно вспомнив о том, что с завтрашнего дня мне точно некуда идти. Квартирной хозяйке я уже объявила, что съезжаю, да и деньги потребовала. Такого она мне не простит. Обреченно открыла книжку с гордым названием «Камасутра» и принялась за чтение. Первые фразы, не оказавшиеся к моему удивлению, похабными, все равно с трудом проталкивала через горло. Язык не поворачивался читать «Камасутру» вслух. А потом втянулась и разошлась.

«Сотворив существа, Праджапати, чтобы укрепить их стойкость и приобщить к трем целям, преподал им затем учение в сто тысяч частей. Одну долю, касающуюся дхармы, выделил из него Ману Сваямбхува. Долю, касающуюся артхи, — Брихаспати. Слуга Махадевы Нандин преподал отдельно наставление в каме в тысяче частей. Ауд-далаки Шветакету сократил его до пятисот частей. Далее Бабхравья Панчала снова сократил его до полутораста частей в семи разделах: «Общий», «О любовном соединении», «Об обращении с девушками», «Относительно замужних женщин», «О чужих женах», «О гетерах» и «Тайное наставление». По просьбе ганик Паталипутры Даттака выделил отсюда шестой раздел — «О гетерах». Таким же образом Чараяна преподал отдельно «Общий» раздел, Суварнанабха — «О любовном соединении», Гхотака-мукха — «Об обращении с девушками», Гонардия — «Относительно замужних женщин», Гоникапутра — «О чужих женах», Кучумара — «Тайное наставление». Так эта наука была изложена по частям многими наставниками, и связность ее нарушилась. И вот, поскольку части науки, изложенные Даттакой и другими, трактуют лишь о чем-либо одном, а книгу Бабхравьи трудно одолеть из-за величины, то вся суть этой науки была сокращена в небольшую книгу, и так создана эта «Камасутра». Вот перечень ее глав и разделов:»

Звучало все это непонятно, но вполне прилично. И я снова передумала уходить в ночь. Дедуля снял очки, положил их на тумбочку, опять чинно сложил руки на груди и закрыл глаза, слушая. К четвертой главе я поняла, что засыпаю, полностью позабыв о смущении. Да и чему было смущаться? Пока ни одного неприличного слова в тексте я не встретила. Разве что упоминание о шестидесяти четырех искусствах наводило на некоторые мысли, но пока этому подробных разъяснений не давалось. Чему я была бы несказанно рада, если бы меня так не тянуло зевать.