Шаман - страница 7

Этого промежутка времени, между смолкшими криками и его возвращением, ей хватило, чтобы вернуть себе внешнее безразличие.

— Кети, пора ужинать, — равнодушно сказал Горан, и оба вошли в лифт, где она снова не заметила, как странно смотрит на неё хозяин.

… Через три дня она не выдержала.

Она вернулась в подвал уже поздним вечером, когда в особняке угомонились все — и хозяин, и прислуга. Никто не противился её решению спуститься в пыточный подвал, а Горан не знал о её желании — так она самонадеянно думала. Она набила карманы своего привычного готского наряда всем тем, что посчитала нужным для пленника.

В громадном зале, где одиноко стояло кресло, света почти не было. Нужную комнату она разглядела, благодаря открытым дверям лифта. Страшно труся, Кети осторожно подошла к двери, как всегда приоткрытой. Пленника она в течение этих дней не видела, так что перед входом в комнату глубоко вздохнула, стараясь быть спокойной. Придерживая дверь, она проскользнула в комнату. Здесь резал глаза тусклый, но достаточный для зрения свет.

Пленник лежал на полу, у стены, спиной к ней, боком, вытянув вперёд одну руку — вторую будто спрятав под себя. На нём только джинсы. Спина и руки — в безобразных пятнах ожогов. Словно грязь — на татуировках, опоясывающих его узкое, сейчас отощавшее тело. Длинные волосы местами будто прилипли к каменному полу — сухие, слепившие их в космы пятна на них были совершенно понятны даже девушке.

Кети быстро подсчитала: сначала, после посещения подвала, состоялся привычный ужин (на котором кусок снова в горло не лез), потом она и Горан слушали классическую музыку по вирт-экрану. Затем каждый занимался своими делами в своей комнате. В частности, она пыталась играть на гитаре, но пальцы вздрагивали — и даже трагически красивые мелодии, которые обычно так легко складывались, после первого же аккорда обрывались — от смутного ощущения, что так нельзя, так нечестно. О стихах говорить нечего: она не могла придумать даже ритмичную строку. Всё это было часа полтора назад.

Полтора часа он лежит на полу? На холодном полу?

Она подошла ближе и присела перед телом на корточки.

В сознании ли он? А если в сознании, действует ли ещё тот препарат, который усиливает боль? И почему?… Почему Горан продолжает… издеваться над этим мужчиной, когда тот чётко сказал, что не умеет снять эту боль? Почему Горан не пользуется лекарствами — теми, которые обезболивают? Чего он добивается?

Привычные вопросы, возникшие в течение трёх страшных дней.

Но сейчас, при виде беспомощно лежащего тела, у Кети возник ещё один. А что, если Горан мстит ему за что-то? Ведь этот шаман (нисколько не похож! Такой смешной, пока был в сознании!) назвал его по имени, и Горан не удивился!

Она протянула было руку перевернуть его на спину и быстро отдёрнула. Снова тот же вопрос: а если действие препарата не прошло? Если, дотронувшись до него, она тоже причинит ему боль? Кети вдруг подумала, что не знает даже, как его зовут, а ведь могла бы окликнуть тихонько, позвать его.

Так ничего и не придумав, она покусала губы и решилась на шёпот:

— Шаман, ты жив?

Шевельнулась вытянутая рука.

— Если я помогу тебе сесть, тебе не будет больно?

— Нет…

Ответ прозвучал шорохом — она еле уловила его. Кети быстро поднялась и снова застыла в нерешительности: а как поднимать его? Для начала она попробовала его перевернуть, для чего села на колени. Получилось, потому что он помог сам — упершись в стену ладонью. Потом оба сумели сделать так, чтобы он прислонился к стене.

— Прости, — с трудом шевеля неповоротливыми губами, произнёс он. — По утрам я бываю в лучшей форме…

Она поразилась: он ещё и шутит!.. Потом он замолчал, странно моргая (она вдруг сообразила, что ему просто тяжело держать глаза открытыми) и спросил сам:

— Тебя прислал Горан?

— Нет! — возмутилась она. — Я сама!

— Но дверь он всегда оставлял открытой, — пробормотал пленник, глядя мимо неё. — Кети, когда Горан здесь, ты в той комнате?

Она поняла, о чём он спрашивает.

— Рядом, — недовольно буркнула она. — Откуда ты знаешь меня и Горана?

— Я не уверен, что в этой комнате нет камер и прослушки, — вместо ответа сказал он.