Шаман. Скандальная биография Джима Моррисона - страница 4

Еще в младших классах школы Джим Моррисон считался отъявленным хулиганом и провокатором. Дух бунтарства и несогласия с общим строем прорезался в нем очень рано. Его постоянно подогревало желание сотворить что-то неадекватное, асоциальное и скандальное. Часто он делал вещи, выходящие за все рамки допустимого, и доводящие учителей до нервного исступления. На математике он мог с разбега запрыгнуть на парту, на уроке рисования — разрисовать не только лист бумаги, но и весь стол, свои руки и в придачу лицо соседа по парте; на пении он нарочно орал мимо нот во все горло… Джим был звездой школы. Кто-то побаивался его, кто-то ненавидел, кто-то восхищался, кто-то втайне завидовал. Но ни один человек не мог назвать его своим другом, и тем более никто не мог сказать, что понимает этого странного парня. Джим умел смешить и эпатировать так же хорошо, как умел пугать. Иногда он мог весь день молчать. Иногда плакал без повода. Иногда просто садился в угол, затыкал уши, зажмуривался и задерживал дыхание до тех пор, пока не начинал бледнеть и задыхаться. Когда он вставал, у него сильно кружилась голова, а в глазах был какой-то нездоровый блеск и задор.

Учитель однажды спросил его:

— Джим, что ты делаешь? Десятилетний мальчишка улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:

— Сэр, а какой способ самоубийства самый легкий?

Если бы Джим Моррисон не был отчаянным романтиком, безумным поэтом и неординарным музыкантом, то он сказал бы, что «это была любовь с первого взгляда» и протер бы до основания и без того затертую фразу. Но Джим Моррисон при любых обстоятельствах оставался Джимом Моррисоном, поэтому увидев на пляже девушку, неспешно прогуливающуюся вдоль берега, он толкнул в бок своего приятеля и восторженно прошептал:

— Кажется, я ослеплен солнцем, уснувшим в ее волосах…

— Гореть мне в огне… Как хороша, черт побери! Спорим, сегодня же вечером она полюбит меня? — подмигнул Джим Манзареку.

— Да что толку с тобой спорить, все равно проиграю… — лениво протянул Рэй.

Джим громко рассмеялся, похлопал друга по плечу и очень серьезно сказал:

— А может, это первая любовь? А, что скажешь? Короче, я бегу за ней. Вечером не жди

Джим спрыгнул с высокого парапета и помчался за светловолосой незнакомкой. Он был как ветер — легкий, свежий, беззаботный и совершенно свободный.

Эта девушка словно шла по воздуху, едва касаясь кончиками пальцев ног теплого песка. Ветер играл ее волосами и легкой светлой туникой. Хрупкая, почти невесомая, почти прозрачная, неземная она была соткана из капель воды, чистого воздуха и солнца… Он обогнал ее и, ни говоря ни слова, опустился перед ней на колени. От испуга и неожиданности девушка негромко вскрикнула. С минуту они изучали друг друга. Она — с удивлением, он — с нескрываемым удовольствием. Игра в молчанку затянулась. Первой сдалась Памела.

— Вы сумасшедший? Может быть, мне позвать полицию?

— Не стоит. Лучше скорую.

— Вам плохо?

— Плохо ли мне?! Фея, да разве ты не видишь, что я ослеп? Ты заколдовала меня.

— Эй, парень, ты случаем не обдолбался?

— Нет, Фея, это ты во всем виновата. Твоя красота крепче дурмана.

— Да Вы просто поэт…

— Так и есть. Постой, как ты угадала? Ах, да… ты ведь фея. Хочешь, я посвящу тебе стихи?

— Памела рассмеялась:

— Мне еще никто не посвящал стихи! Только поэтому я соглашусь послушать.

Я попытался записать те первые пять песен, я просто набросал фантастический рок-концерт, что звучал в моей голове. Сначала возникла музыка, потом я стал придумывать слова, потому, что только так я мог ее запомнить, а в конце концов я забывал мелодию и в голове оставались только слова: я чувствовал, что должен их напеть…»

В какой-то момент Джим осознал, что марихуана и гашиш даже в сочетании с алкоголем не расширяют сознание до той степени, которая ему необходима, чтобы творить. Ему требовалось настоящее вдохновение. На очередной репетиции он попросил Джона Денсмора достать для него ЛСД…

— Зачем тебе?

— Просто. Хочу попробовать…

— Это сильная штука, будь осторожен.

Джим только улыбнулся в ответ.