Шаманизм - страница 55

Позже, не помню, когда именно, раздался еще один ужасный, раздражающий шум, как будто что‑то круглое падало в глубокий колодец — таинственный, скользкий и непристойный звук. Позже я узнал, что этот звук порождался безобидными действиями Нолоребе, вычерпывающего воду из старой бочки из‑под масла тыквенной бутылкой.

Я зевал, глядя в то, что казалось мне бесконечной ночью, пока мышцы лица не устали. Иногда я зевал так сильно, что звук моих зевков напоминал мне рокот моря на скалистом побережье. Мир вокруг стал таким ярким, захватывающим и красивым, что я начал глупо смеяться. Смех вырывался из меня по собственной воле и заставлял меня идиотски трястись. В то же время я плакал, и текущие по лицу слезы очень раздражали меня, но они продолжали градом бежать по моим щекам — сколько бы я ни вытирал их, это не приносило ни малейшей пользы.

Первое появившееся видение напоминало фейерверк. Затем, непрестанно изменяясь, начали появляться простые и сложные плоские узоры и цвета. Были узоры, состоящие из повторяющихся переплетений геометрических фигур, таких как прямоугольники и круги, которые напоминали узоры майя или те рисунки, которыми индейцы чама украшали собственные грубые гончарные изделия. Видения постоянно сменяли друг друга. Сперва на короткое время, а затем окончательно плоские узоры уступили место коричневым, пурпурным и бежевым глубинам, напоминающим тускло освещенные огромные пещеры, стены которых находятся слишком далеко, чтобы их можно было увидеть. Временами в этих глубинах обильно разрастались побеги каких‑то растений, которые затем покрывались мириадами светящихся точек, напоминающих росу из драгоценных камней. Иногда бриллиантовый свет, как будто фотографическая вспышка, на миг освещал этот пейзаж, показывая широкие ландшафты, заполненные регулярно растущими «деревьями или просто пустыми пространствами. Во время одной из таких вспышек появился большой корабль, украшенный многочисленными флагами; во время другой — карусель с одетыми в яркие одежды людьми. Песня Нолоребе, служащая звуковым фоном этой сцене, казалось, проникала прямо в центр моего мозга, и каждый ее свистящий и текучий звук приносил боль и вызывал новый приступ галлюцинаций, которые двигались и изменялись в такт этой песне. В какой‑то момент я ощутил чувство беспомощности, поняв, что Нолоребе и его песня могут сделать со мной все что угодно. В этом пении была одна повторяющаяся нота, каждое появление которой заставляло меня погружаться все глубже и глубже, туда, где я мог перестать осознавать что‑либо. Если, пытаясь подбодрить себя, я открывал глаза, моим глазам представала темная стена джунглей, покрытая драгоценностями — как будто на нее была наброшена сеть из огней. Снова закрывая глаза, я возвращался к немедленно появлявшейся процессии ярких, хорошо освещенных образов, в которых было две весьма привлекательных черты. Прежде всего, я наслаждался нереальностью возникшего мира. Это были случайные или несовершенные образы, состоящие, однако, до последней детали из очень сложных, согласованных и вместе с тем непрерывно изменяющихся узоров и композиций. Они имели гармоничную окраску и гладкую, как будто полированную, отделку. Другой притягательной чертой, которую я четко осознавал в то время, было необъяснимое чувство близости этих видений. Эти образы были моими и касались только меня. Я вспомнил, как один индеец рассказывал мне, что каждый раз после приема аяхуаска он имел такие прекрасные видения, что всегда закрывал глаза руками из‑за боязни, что кто‑то украдет их. Теперь я чувствовал то же самое. Цветовая картина превратилась в очень гармоничное соединение коричневого и зеленого. Появились обнаженные танцоры и стали медленно вращаться по спирали. На их телах, кожа которых напоминала текстуру полированного камня, начали игру пятна медно — красного света. Лица танцоров были наклонены и скрыты глубокими тенями. Их появление в центре реальности моих видений каким‑то образом совпало с ритмом песни Нолоребе, и, медленно вращаясь, танцоры начали двигаться по направлению ко мне и в стороны от меня. Я