Шаманы гаражных массивов - страница 7

стр.



   Отчего-то я не сомневался, что получится. Наверное, Витька своим небрежным "в тебе тоже это есть" переставил мебель в моей голове так, что каждая из подъездных старушек, с которыми я прилежно здоровался, войдя туда, воскликнула бы: "Неужели здесь живёт тот вежливый мальчик! Не могу в это поверить!"



   Но не я успел открыть рот, чтобы изложить эту идею, как мои пленители заголосили все одновременно - словно семейка лягушек на болоте, приветствующая наступление ночи.



   - Давай, покажи свои ноги. Если ты и правда из наших, на левой у тебя будет шесть пальцев...



   - А ну-ка, спой для нас. Я знаю, каким у шамана должен быть голос...



   Белобрысый мальчишка сильно младше меня стиснул кулачки. Он явно за меня болел.



   - Возьми камень и сделай из него жабу. И чтоб прыгала!



   Я покачал головой.



   - Могу только обернуться воробьём. Ну, то есть, попробовать.



   Все закивали, кто со скепсисом, а кто с надеждой. Понять бы только, как это работает... Я вообразил тонкие лапы, движения, похожие на движения рук армянки-торговки на рынке, деликатный клюв, которым так удобно подбирать с земли зёрнышки, представил, как я примеряю всё это на себя, словно свежую, ещё дышащую фабрикой и крахмалом, школьную форму. Присев, попытался подпрыгнуть, как маленькая птичка. Запутавшись в ногах, чуть не упал и в отчаянии взмолился неизвестно кому: "Пусть всё получится, и эти люди увидят то, что их удовлетворит!"



   Деревья печально качали головами под свинцовым небом. Они напоминали стариков, которые осматривают новорожденного ребёнка, чтобы признать его неполноценность.



   - Да ты же ничего не умеешь!- послышался голос девочки. - Антон, по-моему, он нас дурит.



   Я огляделся и увидел, что надежда на всех лицах сменилась брезгливостью.



   Старший (именно его звали Антоном) протянул ко мне руку, схватив как щенка за шкирку, потащил наверх, как будто хотел окунуть головой в самое небо. А затем резко, без предупреждения, сыграл на моей челюсти какую-то ужасную мелодию своим кулаком.



   - За что? - прошамкал я, чувствуя, как реки крови выходят из берегов.



   - Я скажу! - воскликнул самый маленький, вытянув вверх руку как на уроке. - У шаманов, таких как мы, зубы вырастают сами собой. И очень быстро!



   - Покажи-ка, - повелительно сказал Антон и, не дожидаясь пока я исполню его требование, полез пальцами в рот.



   Беззвучно рыдая, я перекатывал языком выбитый зуб. Выплюнуть его в рожу обидчику у меня никогда бы не хватило смелости. Перед глазами плясали искры, будто лес вокруг пылал, а дети, что меня обступили, медленно превращались в горстку пепла... я страстно желал, чтобы так оно и было.



   - Ничего, - резюмировала девочка, присовокупив крепкое нецензурное слово. - Витька ошибся.



   Они расступились, дав мне упасть. Ноги не держали, и я скосил глаза: вдруг они уже превратились в воробьиные лапы? Я бы доказал им тогда... доказал, что я не хуже, что тоже могу делать замечательные, волшебные вещи.



   Антон пнул меня ногой под рёбра.



   - Это чтобы ты знал цену, которую придётся платить за попытку выдать себя за шамана. И познал цену нашего разочарования. Держись подальше. Иначе будет хуже.



   Я боялся, что они все будут меня бить, но они просто повернулись и ушли. Было слышно, как хрустит под подошвами кроссовок листва.



   Осколок зуба мешался и будто бы грохотал там, между щекой и языком. Лес полнился тётками с их маленькими мохнатыми собачками, мужчинами, которые кидали палки своим овчаркам. Истекая горькой обидой, я брёл домой. Где они все были, когда меня избивали? Или это тоже часть их зловредной шаманской магии? Меня окликнула баба Таня из двадцать пятой квартиры (её коккер-спаниель по кличке Проппер приветственно лаял), но я не обернулся и ускорил шаг. Она близорука, пусть думает, что обозналась.



   - У тебя вся спина грязная! Ты что, с гаража упал? - кричала баба Таня и смотрела, как я ухожу прочь, качая головой. - Эти мальчишки...



   Родители уже пришли с работы, но, кажется, даже не услышали, как я отворил дверь. С некоторых пор они пребывали в каком-то своём мире, словно прослушивая эфир на большой глубине каждый из своей подводной лодки. Такое повторялось всё чаще, продолжалось дольше. Вставая ночью в туалет, я видел, что в их комнате горел свет и мерцал телевизионный экран, калёным железом выжигая всякий намёк на личную жизнь. Я был уже достаточно взрослый и понимал, что это значит.