Шанталь, или Корона против - страница 8

Дверь распахнулась, явив собравшимся Андэра – его слугу и, по совместительству, верного помощника в делах. Он торопливо отряхнул крошки с куртки – явно выдернули из-за стола – и вопросительно посмотрел на хозяина. Леон поморщился, но выговаривать не стал. Приказа караулить девицу он не отдавал – её побег для него самого стал полной неожиданностью.

И что это было? Удивительная решимость или дурость? Отправиться одной, без сопровождения, на ночь глядя… Он вспомнил раскрасневшееся от танца лицо, блестящие глаза и волосы, цвета темного золота. Они не были представлены, но Леон обладал прекрасной памятью, а свежее лицо на приемах всегда вызывало любопытство.

– Опроси слуг и в первую очередь кучера, – приказал помощнику и тут же повернулся к горничной, слыша, как хлопнув, закрылась дверь, забрав с собой еще и управляющего: – Проверьте, что именно пропало из вещей дарьеты. А от вас, – он посмотрел на Гьюзеппе, – через двадцать минут жду список родственников, друзей и знакомых. С адресами.

Леон не раз убеждался, что люди с радостью повинуются тем, кто знает, что делать. Есть приказ – его надо выполнять, и можно не мучиться моралью и нагружать совесть неудобными вопросами. Дело, пусть и бессмысленно дурацкое, – лучшее решение в любой ситуации.

Вот и Гьюзеппе со словами:

– Конечно, ВанДаренберг, я все понимаю, – вышел за дверь. Почти. Замер на пороге, любовь к дочери все же перевесила здравый смысл, обернулся, промямлив просительно: – Но вы можете обещать, что…

Леон взял его под руку, вывел в коридор. Если бы он обернулся, то увидел, как исказилось от ужаса лицо девицы, а дрожащий голос забормотал:

– Ван, ван, ван… Ой, что будет!

Когда дверь была плотно прикрыта, а коридор проверен на отсутствие любопытных, Леон без всякого почтения вжал дэршана в стену.

– Ваша дочь, – стальной голос подавлял волю, замораживая любые попытки сопротивления, – единственный шанс доказать свою преданность короне. Иначе мне придется, – он позволил себе скорбно поджать губы, – поверить, что вы действовали заодно, и ваша семья, ВанКовенберх, самое что ни на есть гнездо заговорщиков. А ведь ваша старшая дочь помолвлена, а младшей предстоит выйти в свет. Вы хотите, чтобы они были счастливы?

– Но Шанталь, – простонал Гьюзеппе, в его глазах сверкнуло безумство, и мужчина опустился на колени: – Умоляю, возьмите меня. Судите. Пусть я пойду в тюрьму, но не трогайте девочек.

Его пальцы хватались за штаны Леона, рот некрасиво перекосился, из него вылетала слюна, брызгая на одежду. Леон поморщился – вот тебе и благородный дэршан! Мельчает, мельчает аристократия. Один нажим – и они готовы ползать на коленях, лишь бы остаться при своем. Сейчас он, как никогда, понимал решение его величества. Чистка жесткая, кровавая нужна была давно.

Лицо Леона закаменело.

– Встаньте, Гьюзеппе, вы же Ван, а не простолюдин. На колени мы встаем три раза в жизни: вступая в брак, принося клятву его величеству и перед палачом. Я не император и не палач, и тем более не ваша жена, так что ВСТАТЬ!

Мужчина испуганно вскочил, пошатнулся, удержавшись за стену.

– Вы меня оскорбили, Гьюзеппе, посчитав, свою жизнь ценнее моего предложения. Между тем я не просто оказываю вам честь, а спасаю вашу ничтожную шкуру. Вы и только вы по своей глупости проводили вечера в обществе нелояльных короне людей. И кто поверит, что ваши интересы не выходили за рамки игры? Кто, я вас спрашиваю?

Гьюзеппе, с каждым словом сгибавшийся все ниже, вздрогнул, выпрямился. Его бледное, как свежевыпавший снег, лицо приняло отстраненное выражение. Он все понял, решил, но не смирился.

– Поэтому, мой будущий родственник, – Леон позволил голосу смягчиться, – вы сейчас идете в кабинет и приносите список. И можете начинать готовиться к свадьбе. Я верну вашу дочь уже завтра.

Гьюзеппе медленно, словно не веря в то, что делает, повернулся и, шаркая, двинулся по коридору. Ссутулившиеся плечи и поникшая голова – за один вечер здоровый, сильный мужчина превратился в старика.

Леон не удержался – выругался, помянув старую аристократию, цепляющуюся за честь, даже когда у нее больше ничего не осталось. Кто бы думал, что дэршан насколько любит дочь? Впрочем, к делу это не относится. Он все равно добьется своего.