Шантаж - страница 21
— У меня нет сил приготовить ужин, — сказала она.
— А у меня нет сил его съесть, — ответил он. — Зачем мы столько работаем? Ты позволишь?
Он снял пиджак, распустил галстук и улегся на диван.
Ей нужно было обговорить с ним две вещи. Первая: каковы права на ребенка у женщины, которая не объявила имени его отца, в том случае, если тот с ним позднее встретится? Второе: какова национальность ребенка, родившегося в США от матери-француженки?
— Ты собираешься завести ребенка, моя прелесть? Поторопись, — ответил он. — Если тебе нужен кандидат в отцы, возьми меня. Мне осточертела моя жизнь.
Она поклялась, что подумает. Нет, ее вопросы касались подруги, которая и т. д. Она подошла к окну, чтобы закрыть шторы.
Как объяснить, почему она при всей своей усталости вместо того, чтобы вернуться на место, подсела к нему на диван. Почему, несмотря на усталость, тот просунул руку под ее халат и нежно погладил голое бедро Клер. Почему, вместо того, чтобы сжать ноги, она позволила ему их раздвинуть, почему другой рукой он развязал галстук и отбросил его, почему Клер расстегнула пуговицы на его синей рубашке, почему Красавчик спрыгнул на пол — короче, как понять, отчего они, при всей своей усталости, неумытые, непредумышленно севшие на этот диван, вдруг отдались наслаждениям, увы, далеко не разделенным при этом?..
Она позвонила Кастору по указанному телефону только в двенадцатом часу. Он подошел сам.
— Нам необходима увидеться, — сказал он. — Завтра невозможно, послезавтра в три пятнадцать я буду у тебя.
— К сожалению, меня не будет дома, — ответила Клер. — В шесть, если тебя устраивает.
Ему это не очень понравилось, но, поняв, что сейчас не лучшее время для спора, он сказал: «Хорошо, очень хорошо» — и повесил трубку.
На другой день мотоциклист в каске оставил охране Елисейского дворца продолговатую коробочку, завернутую в белую бумагу с черными полосами — фирменную обертку известного магазина. Подарок президенту.
Обследованный и признанный безвредным подарок был вручен личному секретарю, которая на другой день приобщила его к другим вещам, подлежащим передаче патрону. Оберточную бумагу она убрала накануне: президент терпеть не мог что-то разворачивать.
— Что это такое? — спросил он.
— Подарок, господин президент.
Она сняла верхнюю крышку, убрала бумагу и обомлела.
— Что такое? — спросил тот, подняв глаза от бумаг.
Она вынула из коробки детскую распашонку.
— Дайте сюда, — бесстрастно попросил президент. — Я понимаю, в чем дело. Нет, не убирайте коробку.
Все это он положил в ящик стола и продолжал чтение. Оставшись один, президент тщательно осмотрел предмет и коробку.
Никаких следов, позволяющих судить об их происхождении.
Он вызвал секретаря.
— Откуда взялся этот подарок? — спросил он. — Не был ли он завернут в какую-либо обертку или пакет?
Да. Но секретарь выбросила эту бумагу.
— Найдите ее, — приказал президент.
Она призналась, что положила ее в специальную коробку, которая сама сжигала содержимое.
— Не было ли марки магазина на этой бумаге?
Да. Ей помнится — марка роскошной бакалеи.
Президент отослал ее, поднял трубку аппарата, который связывал его путем набора трех цифр со всеми членами правительства, управляющим Французским банком, префектом полиции, начальниками штабов и другими высокопоставленными лицами. Министр внутренних дел ответил ему сразу.
— Есть вопрос, — сказал президент. — Продают ли распашонки у Эдиара?
— Я что-то не понял, господин президент, — ответил Поллукс. — Повторите, пожалуйста. Распашонки у Эдиара? Для младенцев… Не думаю, господин президент.
— Я тоже, — ответил президент. — Но проверьте. Я вам все объясню при встрече.
Поллукс некоторое время просидел в замешательстве, потом позвал секретаря.
— Вам знаком магазин Эдиара?
— Который, господин министр?
— Их несколько?
— В Париже их три или четыре.
— Есть ли среди них такой, который торгует распашонками?
— Распашонками?
Она задумалась.
— Разве это такой уж экзотический продукт? — И так как она молчала, он возмутился: — Не знаете? Отлично. Возьмите машину и объездите все эти магазины. К одиннадцати я должен получить ответ.