Шарлотта Морель - страница 20
— Бедный мальчик, — сказал Тулуз, — какие невероятные мучения.
— Фраппе оказался крепче меня. Он все выдержал. А я уже месяц лежу здесь. Со мной все кончено, доктор. У меня больше нет сил.
— У вас нет родных в Париже? — спросил Тулуз удивленно. — Совсем никого?
— У меня была жена, — сказал Жан Херц, — жена, ребенок, моя мать. Мы жили на улице Риволи. Думаю, они и сейчас там. Меня это просто убивает, но я не могу, вы понимаете, не могу пойти туда в таком состоянии. Они меня не узнают… Я так изменился, так изменился…
Он откинулся на тряпье и закрыл глаза; его лицо было очень спокойным, и доктор подумал, что больной уснул.
— Это просто невозможно, — в ужасе пробормотал доктор. — Убежать из такого места. Говорят, оттуда еще никто не убегал. Бедняга. Что ему пришлось пережить. Бедный, бедный мальчик.
Откинув тряпки, которые наполовину закрывали истощенную грудь больного, Тулуз прослушал его сердце и легкие. Он был изможден до крайности.
«Он не может держаться на ногах, — подумал доктор. — Ему нужен отдых, хороший уход и хорошее питание. И надо бороться с кашлем. Чем я могу помочь ему?»
Он громко сказал:
— В любом случае ему нельзя здесь больше оставаться. — Он сердито посмотрел вокруг себя. — Нужна хорошая комната, постель и соответствующая пища. Бесполезно что-нибудь предпринимать, пока он находится в этой сырой пещере.
В такой ситуации можно сделать только одно — взять больного к себе домой. Позже, когда он встанет на ноги, они вместе подумают, что еще можно сделать. Конечно, мадам Тулуз, бедная женщина, придет в ужас и поднимет страшный скандал. Она не сможет спокойно спать. Ее выводит из себя даже самое маленькое неудобство. Но что еще он мог предложить?
— Вы можете идти? — резко спросил он.
— Сюда же я дошел, — беспомощно пролепетал Жан Херц. — Но не знаю, смогу ли я идти дальше.
— Послушайте, — грубо прервал его Тулуз, — у нас нет выбора. Вы должны встать и пойти. Здесь вы погибнете. Я возьму вас к себе домой. Ваши друзья помогут вам.
— Ну, поднимайся на свои ходули, — бодро сказал Фраппе, пытаясь поднять Жана на ноги.
Несмотря на помощь Фраппе, Херц не мог стоять прямо. Фраппе обхватил его рукой и почти понес на своих плечах.
— Ну, пошли тогда, — сказал доктор, думая о том, что скажет жена, когда их увидит.
— Один вопрос, доктор…
Тулуз повернулся. Херц смотрел на него своими лихорадочно блестевшими глазами.
— У вас нет никаких доказательств того, что я сказал вам правду. Я могу быть вором, убийцей…
— Моя работа — лечить людей, — обрезал его доктор, — а не судить их.
— В любом случае спасибо вам.
— Подождите, посмотрим, что еще скажет моя жена.
Он пошел вперед, остальные двинулись за ним, поддерживая несчастного Херца. Ходьба по узким галереям причиняла больному неимоверные страдания. В конце пути больной обхватил Фраппе обеими руками за шею и тот понес его на спине.
— Мы не можем вернуться домой в таком виде — это привлечет внимание, — сказал Тулуз. — Надо взять извозчика. — Он повернулся к Робинсону. — Пойди возьми кабриолет у кафе. Мы будем ждать тебя в конце улицы.
Робинсон исчез, сопровождаемый своей собакой, которая затем стала терпеливо ждать его на пустыре. С горем пополам все трое добрались до конца дороги. Было холодно, и больного знобило. Фраппе накинул на него свой плащ. Прошло много времени, а Робинсона все не было.
— Что он там копается? — нетерпеливо бурчал доктор. — Разве можно так долго искать кабриолет?
В это время со стороны близлежащей улицы послышались шум голосов, крики, цоканье копыт и стук колес. Люди спешили попасть на широкую улицу, которая была едва видна сквозь кусты. Мимо них прошла молодежь, распевая «Марсельезу». Их звонкие голоса звучали словно вызов надвигавшейся лавине топающих ног и пронзительных свистков.
— Наверное, что-то произошло на митинге, — пробормотал доктор. — Я как раз опасался этого.
Молодые люди скрылись из виду, но их задорные чистые голоса долго раздавались в ночном воздухе.
— Бегите домой! — закричала женщина. — Они рубят саблями! — И, подхватив юбки, бросилась наутек с глазами, полными ужаса.
Молодые люди побежали назад. Мимо промчался полицейский фургон, разгоряченные кони неслись почти по тротуару.