Щедрый вечер - страница 13

стр.

— Я, тетушка, Люба, — несмело сказала девочка и пошатнулась, как камышинка.

— А-а! — сразу же догадалась мать. — Проходи, проходи ближе. Ты к Михайлику?

— Нет, тетушка, я к вам.

— У тебя к нам есть дело? — удивился отец и грозно взглянул на меня. — Это ты, умник, уже что–то натворил? Давно на твоих плечах не танцевал ремень.

— Вот вечно вы на меня! — обиделся я.

— Что же у тебя, моргуха[7], к нам? — подошел отец к Любе и с любопытством посмотрел на ее свежевымытое смуглое личико, на заботливо заплетенные косички и те окостеневшие пуговицы на блузке, которые чего–то оскорблено надули щечки.

Люба подняла голову и грустно посмотрела на отца.

— Михаил мне сказал, что вы собираетесь ехать аж туда, где совсем нет лесов, так я вам принесла земляники, потому что ее там тоже не будет, — протянула отцу кувшин и уже совсем тихонько прошептала: — А мы с Михайликом не хотим, чтобы вы ехали.

— Ты смотри, — растерянно сказал отец и даже замигал веками. Он поставил кувшин на стол и одной рукой прижал Любу к себе.

Возле печи всхлипнула мать и вознамерилась выйти в овин.

— Подожди, Ганя, — кротко остановил ее отец. — Не видишь ли, что теперь малые начинают учить старших?

— Может, послушай их, Афанасий?

— Да наверное, придется послушать, потому что, гляди, и не будешь знать, где тебя по ночам искать, — согласился отец.

— Ой, спасибо, дядечка… Еще раз спасибо, — сказа Люба, наклонилась, взглянула на отца. — Я вам два раза сказа спасибо, а дальше не знаю, как уже надо благодарить…

— Спасибо, доченька, и тебе и за землянику, и за то, что пришла к нам, — сердечно сказал отец.

А Люба радостно посмотрела на меня и впервые улыбнулась в нашем доме, и улыбнулись все ее надувшиеся пуговицы…

Раздел второй

В эту ночь я во всех снах плыл на лодке — плыл по воде, по росе, по траве и даже по чьей–то конопле, которая стояла, как Дунай. И из полузабытья тоже выплывал, будто на лодке.

Еще не размыкая глаз, я всем телом ощущаю согласие в нашей хате, слышу, как приятно воркует, обвивается вокруг маминого голос отца, как по–молодецки выводит «го–го» огонь в печи, как ужом шипит на него кипяток, как ароматно мотается по полу полынный веник. И в моих ушах аж зазвучали–затанцевали свадебные песни:


До нас, невістко, до нас,
А у нас все гаразд:
Сама піч хліб пече,
Віник хату мете.

Я сразу закрытыми глазами вижу эту свадебную печь с зарумянившимися буханками и веселею.

— И чего оно еще улыбается себе? — печально говорит мать, полагая, что я сплю.

— Наверное, и в снах читает какую–то книжку, — кротко отвечает отец.

— Ноги вон потрескались на росе, словно деревянные.

— На росе потрескались, на росе и заживут.

— Хоть бы на какие лапти разжиться ему, — жалеет меня мать.

— Пусть ногами чувствует землю, — так скорее и танцором, и человеком станет.

На отцовские слова я говорю: «Ги» — раскрываю глаза и сразу же привстаю с топчана. Отец глянул на меня, удивился, насмешливо сузил один глаз и будто с большим почтением спросил:

— Хорошо ли спали, сухими ли встали?

Я снова говорю: «Ги» — и смеюсь. А отец, запрятавши насмешку под укороченные усы, уже заходит с другой стороны — начинает меня нахваливать:

— Что значит хозяйский ребенок у нас: как спит, так не ест, а как ест — не дремлет.

— А чего же дремать возле миски? — беззаботно отвечаю и, сколько могу, высовываюсь в окно, потому что за ним уже начинают светлеть порички[8].

— Хочется зеленухами оскомину набить? — угадывает отец мое намерение.

— Очень они мне нужны! — и я начинаю смотреть поверх куста поричек, будто он совсем меня не интересует.

На огородах еще вылеживается туман, где–то возле бондарского колодца его расклевывают петухи, а за петухами косарь отбивает косу, а за косарем на леваде отзывается коростель, а за ним из самой дороги выходит солнце, и придорожная верба роскошествует в его короне.

А вот на улице появляется с граблями на плече надувшийся дядюшка Владимир, воткнувший взгляд в свои ноги. Вот он увидел возле них наших кур, ухватился обеими руками за грабли, махнул своим оружием, и куры, теряя перья, взметнулись выше плетней.

— А чтоб вы ему выздыхали еще до вечера! — говорит им вдогонку дядюшка Владимир, потом украдкой оглядывается на наш овин, замечает меня, сразу хекает и быстро исчезает за хатами. А мне снова становится весело.