Щорс - страница 43

Щорс сел к столу, сняв фуражку.

— Ну, подвигайтесь ко мне. Кто в школе за партой не сидел, учись сейчас. Карандаши и бумагу на стол.

Все уселись за стол, и все как-то сразу повеселели, почувствовали себя увереннее, сильнее.

— Сегодня я хочу провести с вами маленькое занятие на тему: грош цена тому коммунисту, который не умеет воспитывать людей в коммунистическом духе. Тема понятна? Запишите на память. Пригодится.

И, не торопясь, спокойно, как будто он сидел далеко от фронта, в школе, за учительским столом, Щорс начал читать лекцию о методах политического воспитания бойцов.

Канонада усиливалась, снаряды рвались уже около самой станции.

Какой-то командир вбежал в вокзальное помещение с испуганным лицом.

— Разрешите доложить, товарищ начдив.

— Я сейчас занят. Доложите после.

Окончив лекцию, Щорс сказал:

— А теперь вот что: спать вам эту ночь, конечно, не придется. Надо сейчас же разъяснить бойцам обстановку и политический момент. Силы противника преувеличены, но бой будет суровый. Предупредите всех, что отступать нам некуда.

К 30 августа обстановка сложилась такая: все полки дивизии сосредоточились в районе железнодорожного узла Коростень, прикрывая единственную дорогу из Киева в Советскую Россию. Щорс получил приказ: ни в коем случае не допустить сдачи Коростеня, чтобы дать возможность эвакуировать из Киева раненых и военное имущество. Враг, загоняя дивизию в мешок, надеялся потопить ее в реке Припяти. Щорс подготовил уже свой последний резерв — школу краскомов. Но он твердо решил бросить ее в атаку только в случае крайней необходимости.

Днем 30 августа Щорс выехал на машине в район села Белошицы, где расположился на позициях 1-й Богунский полк, защищавший Коростеньский железнодорожный узел с юга. Здесь ожидался главный удар галицийско-петлюровских войск, прорывавшихся к Коростеню.

В селе Щорс сошел с машины. За огородами торопливо окапывались богунцы. Недалеко за бугром артиллеристы выпрягли лошадей из орудий, устанавливая батарею на позиции. Вдали, за полем, у хутора, заметно было в бинокль движение петлюровцев, видимо, готовившихся к наступлению. То тут, то там потрескивали одиночные выстрелы.

Щорс направился к переднему краю оборонительной полосы. Навстречу ему вышла группа командиров-богунцев. Кто-то заметил, что поле обстреливается. Щорс не обратил на это внимания.

Он проходил мимо окапывающихся красноармейцев, здоровался, называя некоторых по имени. Он был весел и шутил.

Красноармейцы говорили:

— Вы бы, товарищ начдив, побереглись. Тут пули, как пчелки, летают.

Щорс смеялся:

— Разве пуля меня возьмет? Меня только снарядом можно ухлопать.

Щорс шел дальше, а красноармейцы говорили:

— Щорс с нами, теперь Петлюре капут.

С некоторыми знакомыми богунцами Щорс беседовал, присаживаясь около них на корточки.

— Ну, как жизнь идет? — спрашивал он.

— В порядке, товарищ начдив. Сапоги вот получены, все обулись.

— Все ли?

— До единого. Прокопенко только наш поверх сапог лапти еще навязывает.

Прокопенко лежал рядом. Длинные ноги его, действительно, поверх новых сапог были обуты в старые лапти.

— Бережешь? — спросил Щорс.

— А как же, товарищ командир! Походы-то у нас какие! При нашей ходьбе сапогу долго не продержаться, а осенью без сапог воевать куда как плохо.

Щорс засмеялся и спросил:

— Винтовка у тебя та, что от деда получил?

— Она самая, наследственная моя.

— Хорошо бьет?

— Аккуратно.

— Не хуже, чем у деда?

— Только бы на мушку взять, товарищ командир.

Щорс хотел уже идти дальше, но Прокопенко, вдруг почему-то смутившись, покраснев, сказал:

— А у меня до вас секрет есть.

Щорс присел перед ним на корточки. Прокопенко вытащил из кармана аккуратно сложенный желтый газетный лист, на котором поперек печатных строк было написано что-то от руки крупными буквами.

— Вот я бумагу написал.

Это было заявление: «Прошу принять меня до партии большевиков. Остался я один из всего нашего семейства, пострадавшего за революцию».

Прочитав, Щорс написал карандашом: «Рекомендую», и сказал:

— Передашь председателю полкового комитета.

В тот же момент где-то далеко застрекотал пулемет. Пули ложились, поднимая гривки пыли, в нескольких шагах.