Шедевр - страница 17

Жена Дюрера чем-то похожа на миссис Помпадей, подумал Марвин.

— Дюрер верил в красоту, — добавил Денни. — Однажды он сказал: «Не знаю, что такое красота, хотя и нахожу ее повсюду». Он верил, что искусство находит красоту в самых обычных вещах.

— Как в твоем рисунке, Джеймс, — ласково произнес Карл. — Ты превратил обычный вид за окном в нечто поистине прекрасное.

Джеймс застенчиво улыбнулся и так покраснел, что даже веснушки потемнели.

— Как любой художник, — продолжала Кристина, — Дюрер привносит реальность в свои картины. Эти рисунки — отражение его печали и одиночества.

— Что за домыслы? — нахмурился Карл.

— Почему домыслы? Мы многое знаем о жизни Дюрера из его писем.

— Ну и что? По-вашему, творчество — только отражение собственной жизни художника? Может, девушка печальна, потому что так нужно именно для этого рисунка? Может, Дюрер пытается сказать нам что-то важное о справедливости?

О чем это они? Марвин ничего не понимал. Почему всегда невозмутимый отец Джеймса на этот раз вдруг вышел из себя?

Кристина проигнорировала Карла и обратилась к Джеймсу.

— Ну, какова бы ни была причина, на всех картинах Дюрера мы видим это щемящее одиночество. Ты не находишь?

«Справедливость». Марвину захотелось поближе взглянуть на рисунок. В нем была сила — и в то же время сдержанность.

— Этой картины нет на выставке? — спросил Джеймс.

— Нет… ее нет.

Денни и Кристина переглянулись.

Карл посмотрел на часы.

— Ну? Надеюсь, это все, что вы собирались нам показать?

Кристина нахмурила брови.

— Что я собиралась показать Джеймсу? Да, все.

Марвин смотрел на них в замешательстве.

Никогда он не видел, чтобы Карл невзлюбил кого-нибудь с первого взгляда. И, похоже, ему отвечали взаимностью.

Кристина склонилась над столом, взглянула Джеймсу прямо в глаза.

— Ты когда-нибудь пробовал копировать картину? Вот ты нарисовал то, что видишь за окном. А если это будет не настоящий пейзаж, а другой рисунок?

— Через кальку?

Кристина покачала головой.

— Нет, просто нарисовать еще раз. Создать копию, стараясь подражать манере художника.

— Нет, не пробовал. Ну, может, комиксы когда-то срисовывал… — еле слышно ответил Джеймс.

— А рисунок Дюрера скопировать сможешь?

Джеймс растерялся.

— Вот этот?

— Нет, — быстро сказала Кристина. — Не этот. А тот, что висит в галерее. Рисунок из музея, где работает Денни. «Мужество»…

— Но для чего? Кому это надо? — вмешался Карл.

Он смотрел то на Кристину, то на Денни, ожидая объяснений.

Денни и сам ничего не понимал.

— Ты хочешь, чтобы мальчик скопировал «Мужество»? Зачем?

— Сама не знаю… Может, ничего и не выйдет. Просто подумала, вдруг у него получится.

— Что, прямо здесь? Сейчас? — Карл покачал головой. — Я же вам объяснял: мы просто пришли на выставку. У нас нет времени на рисование.

Джеймс явно испугался: Марвин почувствовал, что мальчик весь дрожит.

— Мой рисовальный набор остался дома!

Кристина выпрямилась, продолжая опираться на стол.

— Хочешь взять альбом домой? Ну и прекрасно. Смотри, вот где «Мужество», — она перевернула страницу. — Сразу за «Справедливостью». Я просто хотела бы посмотреть, как у тебя получится… если ты не против, конечно.

Она взглянула мальчику прямо в лицо.

— Никто так пристально не всматривается в мир, как Дюрер. Ему нет равных в передаче мельчайших подробностей. Ты так же чувствуешь детали.

Марвин раздулся от гордости.

— Дюрер — не Леонардо. И не Микеланджело, — возразил Карл.

Кристина кивнула, соглашаясь.

— Конечно, я не сравниваю их по эмоциональному воздействию. У Дюрера нет их самобытности, их предвидения. Он куда скромнее. Но его бесконечное терпение…

— Правильно, — отозвался Денни. — Он верит, что красота обнаруживает себя, слой за слоем, там где ее не ждешь, в обыденной жизни — и в этом ему нет равных.

— «Краса есть правда, правда — красота…»[1] — Кристина перелистнула страницу назад, к «Справедливости».

Денни хлопнул Джеймса по плечу.

— Что скажешь? Я не совсем понял, что затевает наша таинственная мисс Балкони, но почему бы не попробовать?

А Марвин глаз не мог отвести от рисунка: видно, что девушка сильная, она стоит совсем одна, в правой руке меч, в левой, высоко поднятой, — медные весы. Вот бы уметь так рисовать! Вот бы понять, что чувствовал Альбрехт Дюрер, вырисовывая каждую деталь, добиваясь все большей и большей точности.