Шекспир отдыхает - страница 4
перед кем они прежние виноваты
что не те за кого себя выдавали
наслоили времени в дуб толщины
с нашего торца в канун прощальной стражи
все живые и их железные даже
вещи под подозреньем но прощены
в целях нам укора в прямом людоедстве
хрупкий трупик матери терезы в детстве
лику блаженных за комковатость лап
сопричислен крестовым воинством спида
толоконный престол швейцарская свита
мы не вашей своры все спасены кто слаб
ни беды ни гнева давно в организме
мраколюбы уличат в маркионизме
все спасено в готичных лучах луны
подпеть дрозду испить дождевую каплю
и уходя припасть к тростнику и камню
без вериг и веры с сердцем полным любви
«горло гноит досада от летней простуды…»
in memoriam…
горло гноит досада от летней простуды
вреден ветер и время без пяти опасно
столько зрения было и слуха напрасно
столько солнца сожгли на жесты и поступки
руки сквозь встречный воздух как воск через силу
медленный бег обещает позднюю помощь
поздно пытаться всем кого любил и помнишь
рассыпать billets-doux по sms и мылу
кольца сатурна немели от наших песен
сладок лидийский лад и для любви полянка
вот она пара ушей от чего понятно
вот игла кощея и поликратов перстень
день состоится секреты ему известны
тень обернись только музыка не велела
песня без слов баба без рук но не венера
верно богиня беды или зверь из бездны
чтобы в горле гарь уже не казалась адом
вдребезги свет электрический ток в розетку
пассажир с вещмешком в лондонскую подземку
бюллетень би-би-си парное мясо на дом
выйдем к вечеру живые узрим воочью
неба нет и в эту дыру сквозь дым струится
свет который теперь никогда не затмится
день который для них не завершится ночью
«в мерцанье мышц в просветах непролазных…»
в мерцанье мышц в просветах непролазных
зубов где мысль на выдохе скрипит
речь воспаряет над раствором гласных
швырни щепоть шипящих и вскипит
месторожденье ругани и гимна
по немоты наружную кайму
где ни ушей ни паче рыл не видно
с кем разделить или излить кому
с пустым стаканом пересечь квартиру
вздремнуть впотьмах неведомо куда
пока внутри торопится к надиру
короткая империя ума
пусть неусыпен в черепном приборе
миноискатель истины но син —
тетических суждений априори
в таком безлюдье звук невыносим
когда наутро что ни свет то вторник
щеколда вновь на челюстях слаба
но врач на букву а как древний дворник
давно подмел ненужные слова
«проснуться прежним навеки на этих фото…»
проснуться прежним навеки на этих фото
вмиг ориентир на буфет и виски залпом
буржуазно живут но видно вышел кто-то
в красивой стране в июле своем внезапном
словно от старости света день фиолетов
еще догорает тостер и чайник жжется
вниз по стене золотые девки берн-джонса
а бушевал что в жопу прерафаэлитов
к старости вкус снисходительней если телки
щедрость зла и добра откуда что берется
не то что чужая душа своя потемки
или это все-таки я а тот вернется
вот на комоде широкоморд и бледнее
рядом возможно но боже только не это
так загреметь в чужое без пощады лето
жутко как жизнь одинакова но длиннее
куцые тени это точно дальше к югу
снова изящное искусство та же тема
телка в соку и ей скелет клешню под юбку
никлаус мануэль рисунок смерть и дева
только не это боже сердце в кровь о гравий
времени в тусклом стекле лиловее вечер
черный такой в клочьях тлена навек обвенчан
со всеми но не с тобой не с тех фотографий
ваза с розами вдребезги об пол и ладно
жители гасят свет и тоже гаснут сами
ключ прогремел в замке и не заснуть обратно
уговори что это случится не с нами
что рожденным в лучах авроры в пене снежной
не входи минуту слушай о чем толкую
дают ледяное сердце и жизнь такую
чтобы вровень со смертью страшно но с надеждой
«теперь короткий рывок и уйду на отдых…»
теперь короткий рывок и уйду на отдых
в обшарпанном 6-motel’е с черного въезда
визг тормозов и время замирает в потных
послеполуднях жиже жить не сыщешь места
какой-то шибойген или пеликен-рэпидз
всплески цветных галлюцинаций на заборах
окно в бетон на стене трафаретом надпись
то-то и то-то паркинг в пыльных сикаморах
платишь индусу в субботу сколько осталось
или в календаре переставляешь числа
ящик на шарнире звездный след это старость
годы которым в уме не прибавить смысла