Шекспир - страница 17

Нужно также вспомнить, что во времена молодости Шекспира никто не учит такой английский язык, каким он предстает у самого гениального знатока этого языка — Уильяма Шекспира. Борьба за английский и через тридцать лет после публикации книги Малкастера не увенчалась успехом, и в 1612 году Джон Бринсли пишет: «Мне кажется, что присутствует существенный недостаток во всех наших грамматических школах… в том смысле, что не проявляется никакой заботы об обучении учеников умению выражать свои мысли легко и безупречно на нашем собственном языке». Бесценный гений Шекспира во владении английским языком не должен маскировать очевидность.

Панегирик, написанный Беном Джонсом своему «горячо любимому» Уильяму Шекспиру и предваряющий первое издание драматических произведений в «ин-фолио» 1623 года, произвел сенсацию. Поэт и драматург высокого уровня, Бен — единственный современник Шекспира, кто мог бы соперничать с ним на поприще литературы. По крайней мере, так это видится Бену. Прекрасно понимая мощь гения своего современника, который старше его на семь или восемь лет, Бен Джонсон не раз в своей жизни тайно воспевает свою собственную славу тогда, когда критикует мастера. Резкое выражение в «ин-фолио» является типичным: «И если ты знал мало латинский, и еще меньше греческий», говорит Джонсон. Колкое замечание предшествует искренней похвале: «Не среди латинских или греческих классиков, — говорит он, — буду искать я более великих, чем ты». Для Джонсона поэтический апофеоз Шекспира является самим апофеозом Великобритании, которая таким образом идет дальше первоисточников знания и в искусствах поднимается над античными моделями. В этом находим экзальтацию национальной гордости, которая является одной из характерных черт Англии той эпохи. Мы думаем, что в этой национальной черте нужно видеть одновременно и осознание с некоторым сожалением запоздалого вовлечения в Возрождение, и знак силы усвоения и вклада в будущее, удесятеренных этим отрывом. Последний ребенок развивается быстрее, чем старшие, потому что он использует их опыт.

Итак, какой же можно дать ответ на обидно высокомерное высказывание Бена Джонсона?

Их может быть множество Прежде всего ничто не указывает на то, что Уильям — плохой ученик, затем осененный с возрастом запоздалым признанием. Его последующее литературное творчество позволяет даже предположить любознательный уже с детства ум и способность к изучению и запоминанию, что определит его работу комедиантом. Далее, у учителей в Стратфорде безупречные дипломы. Корпорация стремится подбирать высококвалифицированных учителей. Следовательно, они не могли быть плохими латинистами. Наконец, если бы в грамматических школах пренебрегали обучением латинскому языку, чем бы в них занимались тогда кроме религиозного воспитания? В программах того времени нет ни математики, ни истории, ни географии, никаких естественных наук, которые могли бы отвлечь интерес учителя и ученика от классических дисциплин. Следовательно, наше заключение состоит в том, что Шекспир должен был знать латинский гораздо лучше, чем молодые латинисты наших дней. И мы уступаем Джонсону, потому что он единственно хочет, чтобы Уильям разбирался в этом меньше — немного меньше? — чем он сам. Замечание Бена часто воспринималось как риторическое украшение, смертоносная градация: «немного латинского и меньше греческого». Воспримем насмешника буквально, и вот какая интересная информация. Менее, чем мало, это еще кое-что. Мы даже полагаем, что Шекспир знал кое-что из греческого. Маловероятно, чтобы он занимался им без помощи учителя. Следовательно, вероятнее всего, греческий преподавался в Стратфордской школе.

Кроме всего прочего нужно вспомнить, что единственными текстами на английском языке, которые изучал Шекспир, как и его современники, являются тексты Библии, называемой «Женевской» (1560) или «епископской» (1568), которые процитированы в «Книге публичных молитв» и к тому же используются в литургиях. В британских университетах только-только начинается исследование английского языка как объединительного элемента национального достояния. В этих условиях понятно лингвистическое и литературное воздействие Библии. В XVI веке она является единственным английским текстом, официально противостоящим греческим и латинским шедеврам.