Шел четвертый год войны… - страница 10

Было темно, насколько могла быть темной короткая летняя ночь. Трещали кузнечики. С ласковым шорохом осыпался со стенок окопа песок. Разведчики шли молча, друг за другом, стараясь не высовываться над бруствером. Нейтральная полоса между позициями нашей и немецкой обороны была неширокой. Время от времени со стороны немцев над ней взлетали одновременно по две и даже по три ракеты. Их яркий холодный свет доходил и до наших позиций. И мог осветить двигающихся в траншее людей. У поворота траншеи разведчики остановились и опустились на дно. Стоять остались лишь Супрун и Коржиков.

— Вокурат тут, товарищ полковник, — шепотом сказал Коржиков и указал пальцем в сторону темнеющегося леса. — До прохода низиной поползем, а там через этот лес и в болото.

— Не собьешься, старшина? — также шепотом спросил Супрун.

— С завязанными глазами найду. Только что ходил.

— Ну, хорошо, — кивнул Супрун и тоже опустился на дно траншеи. Перед ним была группа, которой предстояло выполнить задание командующего и которую сколотили буквально в один день. Труднее всего оказалось подобрать людей, отлично знающих немецкий язык. Но, в конце концов, их нашли. Возглавил группу капитан Спирин. Его заместителем стала Надежда Мороз. Рядом с ней сидел на корточках старший сержант Артур Раммо, высокий блондин, эстонец по национальности, танкист по профессии. Он родился в Ревеле. Превосходно говорил и писал по-немецки. С первых дней войны воевал в разведбате, сначала наводчиком, потом командиром танка. Супрун знал его хорошо. Только в этом году дважды подписывал на него представления к наградам. Левее Раммо сидел младший сержант Птахин, переводчик разведроты одного из полков армии. Птахин не раз ходил в тыл к немцам, был сообразителен, отлично разбирался в минах. В группу вошел также ефрейтор Константин Журба, одессит, до войны радист пассажирского теплохода. Войну он встретил на подходе к родному порту. Теплоход был атакован немецкими самолетами и затоплен. Журба держал связь с берегом до последней возможности. Судно покинул вместе с капитаном, когда оно уже уходило под воду. Свое место в шлюпке уступил пожилому пассажиру. А сам добирался до берега на обломке надстройки, сброшенном с палубы в море взрывом бомбы. Замыкал группу дюжий разведчик старший сержант Бритиков, человек немногословный и решительный. В юные годы он жил среди немцев-колонистов.

На этих шестерых возлагалось основное задание: пробраться в особую зону леса «Глухого». Их действия обеспечивали еще пять человек. Трое из них были сейчас здесь. Двое — давно уже ушли вперед и проверяли проход в минном поле перед передним краем немцев. Обеспечивающие помимо этой задачи, если потребуется, должны были и прикрыть основную группу огнем, и в любой момент помочь ей связаться со своими, и выполнить еще целый ряд заданий в ее интересах. Из этой пятерки Супрун кроме Коржикова знал только одного сержанта Филиппова. Уже немолодой, коренастый и очень спокойный Филиппов два года воевал снайпером. Довел свой боевой счет почти до сотни. Неожиданно попросился в разведку. И скоро к трем боевым орденам у него на груди прибавился четвертый.

Кроме того, в траншее был еще связист с аппаратом.

Было условлено, что Ерохин пойдет через линию фронта ровно в час ночи. Если противник его обнаружит и придется вступить в бой, капитан вызовет огонь нашей артиллерии. Артналет прикроет разведчиков.

Если же Ерохин вернется не замеченный немцами и все обойдется благополучно, артналет для отвлечения внимания противника проведут по другому участку и уже по команде Супруна. Однако было уже два часа…

Неожиданно наверху, за бруствером послышался шорох. Коржиков вполголоса кого-то окликнул, запросил пропуск. Ему ответили также приглушенным голосом, и в окоп спрыгнул один из тех, кто проверял проход в минном поле немцев. Доклад был его короток:

— Полный порядок, товарищ полковник.

— Хорошо, — Супрун взглянул на часы. — Телефонист, передавайте «Гром!».

Прощались молча. Супрун каждому пожал руку. Когда дошла очередь до Коржикова, сказал:

— Очень на тебя надеюсь, Павел Ерофеич. Очень…