Шелест нежных слов - страница 10
Увидев, однако, что грудь Джойл под кружевной блузкой мерно вздымается, Дон немного успокоился. Он теперь твердо знал, что она, по крайней мере, жива.
Он протянул руку, чтобы расстегнуть несколько пуговиц сверху, — так всегда поступали в кино. Любопытно, что его пальцы, которые были такими неловкими, когда он отцеплял ее волосы, сейчас двигались вполне уверенно. Он перевернул компресс и, наклонившись, проговорил:
— Джойл! Ты меня слышишь? Ее ресницы задрожали.
— Джойл! — произнес он еще громче, легонько похлопывая ее по щеке. — Джойл, очнись!
— Дядя!
Ева, которая, по всей видимости, только что проснулась, вошла, протирая глаза, в комнату, подбежала к Доновану и мигом залезла к нему на колени. На ней был розовый костюмчик с маленькой русалочкой на груди, а под мышкой она держала плюшевого мишку, купленного им сегодня утром. Ее восторг при виде Дона был чем-то сродни восторгу папуасов перед блестящими бусами.
Затем девочка, наконец, заметила маму, лежавшую без движения, и попыталась вырваться из его рук, уверенная, очевидно, что упасть он ей не даст. Она звонко хлопнула Джойл по руке.
— Мама, вставай!
— Ева, не надо.
Донован удержал ее ручонку, когда она уже собиралась снова ударить. И тут, как по волшебству, Джойл пришла в себя.
Какой-то момент ей понадобился, чтобы осознать, что рядом Донован и ее дочь.
— Боже, — слабо произнесла она. — А что… О нет. Она приложила руку ко лбу и снова простонала.
Донован взял ее руку и легонько сжал.
— С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь? — спросил он, даже не обратив внимания на то, что обращается к ней на «ты».
— Мне неудобно перед тобой, — ответила она. — Что-то у меня сегодня голова кружится. Я бы, наверное, и не полезла на эту скамейку, но День Святого Валентина на носу, и нужно…
Джойл запнулась и, оперевшись на его руку, села на диване, но вынуждена была снова схватиться за него, почувствовав, как комната опять закружилась.
Девочка просунула личико между ее головой и плечом Донована.
Мать погладила дочку по щечке.
— А ты сегодня лучше выглядишь, рыбка. Неожиданно она посерьезнела и с тревогой спросила:
— А где бабушка? Донован указал на кресло.
— Вот она. Вся в мыльной опере. Она решила, что Джойл опять упала с качелей.
Женщина снисходительно улыбнулась.
— Она сейчас там и живет — в моем детстве.
— Она назвала меня Кэном.
— Это мой брат. Я всегда старалась не отставать от него, и он частенько приносил меня домой всю в ссадинах и синяках.
Ева нетерпеливо потрясла ее за плечо.
— Мам, хочу молочка!
— Сейчас, сейчас. — Джойл потянула Донована за руку. — Пойдем на кухню, я дам ей молока, а нам налью по чашечке кофе с моим знаменитым шоколадным пирожным.
Он возразил:
— Может, лучше я сам схожу за всем этим?
— Да нет, я в порядке. Просто не успела позавтракать сегодня с утра, а потом стала украшать магазин и забыла про ланч. — Она улыбнулась. — Если позволишь мне встать, я чего-нибудь перекушу, мне станет легче.
Донован смотрел на нее секунду, ему не хотелось нарушать такой доверительной ситуации. Но Ева становилась все нетерпеливее, да и сам он что-то зашел слишком далеко. Ни то, ни другое не стоило, пожалуй, оставлять без внимания.
Он хотел опустить Еву на пол, но девочка изо всех сил уцепилась за него с твердым «Нет!».
— Это отец ее избаловал, — грустно улыбнувшись, сказала Джойл.
Донован встал, держа ребенка на руках, где ей так понравилось, и помог подняться матери.
Они пошли на кухню. Женщина уже отошла от обморока, хотя и была еще бледна. Она кивнула Доновану на стул, а сама достала кувшинчик с молоком, закрытый крышкой, в которую была вставлена соломинка для питья, и блюдце с печеньем в форме разных зверей.
Ева тут же слезла с коленей художника и потянулась за едой, положив своего мишку на соседний стул. Но когда Джойл вернулась к столу с двумя чашками кофе, девочка вскочила и, показывая в сторону комнаты, произнесла что-то неопределенное.
— Хорошо, — ответила мама, передавая ей блюдце и молоко. — Только, пожалуйста, будь поосторожней, постарайся не пролить.
— А чего она хотела? — спросил Дон, когда девочка убежала из кухни.