Шепчущий мрак - страница 50
— Я хочу рассказать тебе о том, как я подарила это пресс-папье Виктору Холлинзу, — помолчав, заговорила она.
Положив карандаш на раскрытый блокнот, где почти не было записей, я старалась внутренне собраться, взять себя в руки. Меньше всего мне хотелось касаться в своем очерке о Лоре Уорт этого эпизода. Я не желала ничего об этом знать, и мое сердце решительно выразило свой протест сильными толчками. Исчезло желание взять у нее интервью. Всего несколькими словами она расправилась со мной, уничтожив меня как писателя.
— Мы только что закончили "Мэгги Торнтон", — увлеченно рассказывала она. — Картина получилась отличная, и мы это знали. Виктор уверял меня, что я получу награду за свою игру, а я утверждала, что успеха мы добились благодаря ему — его книге и сценарию. Ах, мы были безумно влюблены друг в друга!
— Перестань, прошу тебя, — пробормотала я в отчаянии, отказываясь это слышать.
Но Лора пропустила мои слова мимо ушей. Я была для нее не более чем зритель где-то в последнем ряду. Она играла для меня, но забывала о моем присутствии.
— Он был удивительно хорош собой в те дни — мягок, добр, снисходителен…
У меня вырвался протестующий возглас. Я видела отца таким, каким я его себе представляла. Другим я не хотела его видеть. Но Лора не обратила внимания.
— Картина была закончена, и мы были уверены, что никаких поправок больше не будет. Тогда он предложил мне уехать вместе. Я даже не спросила — куда, мне было все равно. Мы отправились в Скандинавию, Виктор зная, что там мои корни. В Копенгагене мы сидели в садах Тиволи, наблюдая, как мир течет мимо нас. Мы что-то покупали, поднимались на Круглую башню. Там побывала когда-то сама Екатерина Великая. Сидя в карете, запряженной Лошадьми, она поднималась все выше и выше по наклонным тропам до самой вершины. С Круглой башни мы смотрели ночью На город с его ярко освещенными прямыми улицами, расходившимися от нас подобно радиусам.
На следующий день мы приехали в Берген. Я помнила его ребенком. Но взрослой увидела впервые. Вскоре мы поехали в Фантофт осматривать деревянную церковь. Виктор был очарован. Это место притягивало его, будило воображение. Он говорил, что испытывает здесь какое-то мистическое чувство — сопричастности к борьбе между Добром и Злом, твердил, что вся литература посвящена этому вечному противостоянию. В своих книгах он хотел, чтобы Добро побеждало Зло. Возможно, поэтому его считают сегодня старомодным.
Я была поражена. Ведь и я, побывав в Фантофте, испытала то же ощущение сопричастности к вечному жестокому противоборству добрых и злых начал. Поистине, я была дочерью своего отца, вероятно, даже больше, чем сама предполагала.
После некоторой паузы Лора продолжила:
— Мы сели на поезд, который шел через горы, в Осло, смотрели из окон вагона на горные склоны и долины, заглядывали в глубокие фиорды. Из весны мы переехали в зиму, поднявшись вверх, туда, где улицы крошечных городков утопают в сугробах. Все было чудесно, потому что мы были вместе, — она покрутила в пальцах пресс-папье, словно это был магический кристалл, в котором ей виделось прошлое. — А в Стокгольме наше совместное путешествие закончилось. Истекло отведенное нам время. Мы нашли приют в одном из чудесных старых отелей девятнадцатого века. Он был расположен возле того места, где под мостом воды озера Меларен сливаются с водами Балтики. Ближе к вечеру мы поехали в старую часть города. Пошел дождь, но мы, как ни в чем не бывало, гуляли рука об руку по узким мощенным булыжником улочкам вдоль медно-красных башен, высившихся над нами. Мне хотелось, чтобы так было всегда.
Мне хотелось купить Виктору какую-нибудь вещицу, которая всегда напоминала бы ему об этом счастливом дне. Пресс-папье «Милльфлёр» в маленькой лавчонке словно поджидало меня. Виктор отошел и склонился над другим прилавком. Улучив момент, я попросила девушку завернуть для меня «Милльфлёр», и, когда мы возвращались по улицам, поливаемым дождем, подарок лежал в моей сумочке.
Нам попался по дороге небольшой уютный ресторанчик, приткнувшийся у тротуара. Дождь полил как из ведра, и мы нырнули туда. Было еще рано, и ресторан пустовал. Не помню, что мы ели в тот вечер, но на столах стояли свечи. Когда официант, приняв у нас заказ, удалился, я вручила Виктору пресс-папье. Протянув друг другу руки через стол, мы соединили их в рукопожатии. Он мечтал о будущем, говорил, что мы поженимся и что нам всегда будет хорошо вместе — вот как сейчас. Я верила каждому его слову — ведь это был Виктор, — хотя и понимала, что жизнь не состоит из одних радостей. Я улыбалась ему и помалкивала, а он говорил, что видит огоньки свечей в моих глазах.