Шепот - страница 13

Однако как мог человек, прощающий так, как он, беспокоящийся о своей семье, дать волю своей ярости? Подобно этому вечеру, подобно всем другим внезапным вспышкам ярости в течение многих лет? Казалось, ее жизнь с Робертом была подвержена погодным колебаниям: то все кругом многие месяцы залито солнечным светом, то вдруг поднявшийся шторм повергает все в темноту. И так же быстро, как возникал, шторм проходил, оставляя память, ослабевающую на расстоянии, вместе с надеждой, что на этот раз это последняя вспышка.

Дети никогда этого не знали и не должны были знать. А то как же она могла им объяснить то, чего сама не понимала?

Особенно Энни, Энни так ранима, она никогда не должна знать! Она была сделана из другого теста и с самого начала была трудным ребенком. И хотя она уже выросла, но до некоторой степени осталась все такая же: ребенок настроения, который мог быть по-детски добрым или странным образом взрослым; каждый чувствовал тогда, что она видит его прямо насквозь без малейших уловок и отговорок. Однако она очень плохо училась в школе. У нее был излишек веса, и она была неуклюжей в спорте, хотя Роберт делал все возможное и пытался с трудом учить ее. Втайне она была его разочарованием, Линн это знала. Его ребенок, которому не было еще и девяти, вообще не выражал ни малейшего желания и старания делать что-либо хорошо!

Все обилие его любви было направлено на Эмили, так похожую на него, крепкую, уверенную, компетентную во всем от математики до тенниса. Кроме того, в свои пятнадцать лет она уже очаровывала мальчиков. Жизнь должна быть легкой для Эмили.

«Мои дети… О, Боже, если бы не они, – кричала Линн про себя, – я вообще не вернулась бы домой. Я села бы в самолет и полетела, полетела – куда-нибудь, в Австралию». Но это глупо. Глупо рассуждать о невозможном. А если бы она запаковала его костюм, ничего бы этого не случилось. Это ее собственная ошибка…

Становилось холоднее. Сильный ветер подул внезапно с озера. Он стремительно промчался сквозь деревья и принес с собой острый аромат северной весны. Засовывая руки еще глубже в карманы от холода, Линн сильнее запахнула пальто на груди. Ее щека дрожала.

Вот уж глупо, с ее стороны, сидеть здесь, дрожа от холода, и дожидаться, когда ее ограбят. Но у нее было очень тяжело на душе, и она не могла или не хотела сдвинуться в места. Если бы здесь была другая женщина, чтобы увидеть сегодня вечером ее горе! Хелен или Джози, мудрая, добрая Джози, лучшая подруга, которая когда-либо была у Хелен или у нее. Они называли себя «тремя мушкетерами».

– К нам переводят нового человека в качестве помощника по маркетингу, сказал Роберт однажды более чем семь лет тому назад. – Брюс Леман из Милуоки. Еврей, и очень приятный, но я не в большом восторге. Он удивляет меня своей неделовитостью! Слабак. Трудно описать, но, когда я вижу это в человеке, мне становится не по себе, хотя тебе он понравится. Он много читает и коллекционирует антикварные вещи. Его жена социальный работник. Детей у них нет. Ты позвонишь им и пригласишь к нам домой. Это будет правильно.

Это стало началом их дружбы. «Если бы я только могла поговорить с ней сейчас, – подумала Линн. – Однако если бы такой случай представился, я, вероятно, не смогла бы сказать Джози правду. Что касается Хелен, то доверить ей это было невозможно. Она предупреждала меня о Роберте однажды очень, очень давно, и я не хочу хныкать ей или кому-нибудь еще. Я справлюсь сама, хотя, Бог знает, как».

Линн вся продрогла. Ее сердце бешено колотилось. Из фиолетовой тени за светом ламп появилась неряшливая женщина, пьяная или наркоманка. Она подошла к ней, шаркая, и остановилась.

– Сидишь одна в темноте? У тебя подбитый глаз, – сказала она, всматриваясь пристальнее. Когда она дотронулась до руки Линн, Линн, сжавшись от ужаса, всмотрелась в старое, печальное, грубое лицо.

– Я полагаю, ты налетела на дверь. На дверь с кулаками. – Женщина засмеялась и уселась на лавочку. – Ты должна быть осторожней, моя дорогая.

Линн встала и побежала к улице, где еще продолжалось движение. Женщина так испугала ее, что, несмотря на холод, она вспотела. Ей ничего не оставалось как вернуться в гостиницу. Когда лифт остановился на ее этаже, она почувствовала импульсивное желание повернуться и спуститься вниз. Но не могла же она ночевать на улице. А, возможно, Роберт так сердит, что не может даже находиться в комнате. Она вставила ключ в замок и открыла дверь.