Шепот весны - страница 44
Гуго свирепо посмотрел сначала на брата, а потом на Илону.
— Если вы рассчитываете на брак с ним, — усмехнулся он, — то ошибаетесь. Адлеры не женятся на потаскушках.
Илона едва успела перехватить кулак Петера.
— Не стоит… Не надо пачкаться.
Однако тот не сразу опустил руку.
— Ты права, он не заслуживает даже пинка.
Последней реплики Гуго, впрочем, не услышал, поскольку находился на лестнице.
Через пару минут они облегченно вздохнули, услышав, как под окном возмущенно взревел двигатель его машины.
— Уехал, — задумчиво сказал Петер. — Надеюсь, ты не поверила ему… насчет помолвки?
Он посмотрел ей в глаза с обескураживающей прямотой.
— Нет, — солгала она.
— Что еще он наговорил тебе? Держу пари, ничего хорошего.
— Гуго… он сказал, что эти серьги с настоящими бриллиантами, — произнесла она осторожно.
— Ну и…
— Он высказал предположение, что это плата за оказанные услуги.
— Ты тоже так считаешь?
— Конечно, нет. Будь так, ты не сказал бы, что это стразы. Это бриллианты, Петер?
— Да, — он сокрушенно вздохнул. — Это настоящие бриллианты.
— Сколько они стоят?
— Илона, ты…
— Я хочу знать правду, Петер!
— Тридцать пять тысяч долларов.
— Всего лишь? — Она тут же стала расстегивать замок на серьгах. — У меня не хватит духу надеть их снова.
— Пустяки, привыкнешь. И если уж начистоту, то я должен сказать тебе еще кое-что.
— Что… еще?
— Не далее, как вчера, Франц предостерегал меня, просил не говорить тебе, что… Но я больше не могу, понимаешь, не могу притворяться! Я люблю тебя, Илона, и хочу, чтобы мы всегда были вместе.
Она не поверила собственным ушам.
— Так ты… любишь меня? — проронила она, и руки ее упали. — Ты… — Какой-то тугой комок встал в ее горле, не давая договорить…
— Конечно же. Но подожди, не говори сразу «нет». Поверь, я не собираюсь переделывать тебя на свой лад. Зачем, черт возьми, ведь я люблю тебя такой, какая ты есть! Ты знаешь, я твердо стою на ногах. Уверен, нам будет хорошо вдвоем, и ты всегда сможешь на меня положиться. Ведь я… я просто жить без тебя не могу.
— Боже, — прошептала она.
Слезы счастья по-прежнему душили ее.
Он нахмурился.
— Наверно, ты хочешь подумать…
— Нет.
— Нет?!
Увидев, как исказилось его лицо, Илона поспешила выкрикнуть:
— Да! Да! Да! Я тоже люблю тебя, Петер.
Его глаза вспыхнули каким-то безумным огнем.
— Ты тоже любишь меня?
— Люблю. С первой же встречи. Но, к сожалению, поняла это не сразу.
Он стоял, точно молнией пораженный.
— Но я даже не сомневался, что ты… ты просто играешь со мной!
— Я? С тобой?
Она так возмутилась, что готова была ударить его. Но вместо этого… поцеловала!
И тут же, давая выход бурной, прямо-таки захватывающей радости, повалила ошеломленного любовника на пол. Все, что произошло дальше, не заняло более трех минут, причем единственным препятствием к этой импровизированной помолвке стали колготки Илоны.
Когда они смогли оторваться друг от друга, Петер нежно посмотрел на ее пылающее восторгом лицо.
— Как хорошо быть любимым, — сказал он, и, вздохнув, и растянулся на коврике.
— Петер, — начала она негромко, почти шепотом.
— М-м-м?
— Поскольку мы договорились говорить правду… Мне просто необходимо тебе признаться.
Он взглянул на нее настороженно.
— В чем?
Илона едва сдерживала волнение. Неизвестно ведь, как Петер воспримет ее сообщение. Поэтому она решила начать издалека.
— Помнишь, я говорила, что у меня были мужчины до тебя.
— Конечно. Но ведь и я не был девственником, когда встретил тебя.
— И все-таки ты первый, которому я отдала свое сердце. И первый, с кем я получила настоящее сексуальное удовлетворение. Остальные были просто…
— Добычей?
— Да. Козлами отпущения, которые расплачивались за то, что такие же, как они, сделали с моей мамой. Не скрою, мне нравилось, услышав клятвы в вечной любви, равнодушно бросать им: «Прощай!». Конечно, гордиться тут особенно нечем. Но это были самовлюбленные типы, совершенно не способные на серьезное чувство.
Задумчивое выражение на лице Петера сменилось торжествующим.
— Ты, действительно, не получала удовольствия в постели ни с одним из них?
— Никогда.
— Приятно слышать, не скрою.
Но тут же его самодовольная улыбка исчезла, и он снова нахмурился.