Шерлок Холмс из 8 «б» класса (СИ) - страница 4

стр.

— Гортензия Петровна, — представил ее отец, — А это Алиса, ее дочь.

— Ее? — подняла бровь мачеха, хмыкнула и величественно проплыла мимо нее к столу, только слегка наклонила голову, поздоровавшись, и принялась с неприязнью разглядывать простенькие обои на стенах, старую железную кровать, накрытую серым пледом, и старенький шкаф. Явно не понравился ей и стол.

Алиса, ее сводная сестра, была и на вид как-то неуклюжа, в своей мешковатой одежде, с крысиным хвостиком волос, она была совсем не похожа на свою мать. Усевшись на стул, она тут же ссутулилась, втянула голову в плечи и кидала по сторонам быстрые взгляды, снова очень напомнив притаившееся в засаде известно какое зеленое земноводное.

После, украдкой кидая друг на друга оценивающие взгляды, они уселись за стол, заранее приготовленный Наташей и ее друзьями, которые с утра толклись у нее в комнате, заявившись с многочисленными пакетами из магазина.

Отец, глянув на парней, усмехнулся:

— Ну, троица неразлучная, вы что же, так до старости и не решите, кто кому люб? Давно бы уже разобрались, что ли, нельзя же так и дальше.

Ответа не последовало, Наташа покраснела, Дима спрятал глаза и молчал, ковыряя вилкой в тарелке, вяло ел салат, один только Володька, как всегда, нисколько не смутился.

— А это, Владимир Петрович, не от нас с Димоном зависит, — поклонился он Наташе, — Наталья, дражайшая, в самом деле, папенька твой дело говорят. А мы ну хоть сейчас в ЗАГС побежим, правда, Дима? — он хлопнул друга по спине, и тот чуть не подавился салатом, но только кивнул, — Может, монетку кинем, у нее как раз две стороны, и пошли? Чур, я «орел»! — подмигнул он, смутив Наташу еще больше.

Дима упрямо молчал. Но разговор дальше пошел немного натянутый. Застольные реплики, комплименты, банальные вопросы о жизни, здоровье и школе. Алиса явно скучала и ходила по комнате, постоянно что-то трогала, листала журналы, даже открыла дверь шкафа, но отошла, увидев тяжелый взгляд своей матери.

Отойдя от шкафа, Алиса подошла к столику, и, увидев потемневшую шкатулку из серебра с виньетками и чеканкой старинной работы, украшенную самоцветами, схватила ее, не спрашивая, как, видимо, и привыкла вести себя дома, потом опомнилась и нехотя спросила Наташу:

— Можно эту штуку посмотреть?

— Конечно, — ответила Наташа, — это мне тетя Ксения недавно подарила, а ей еще ее бабушка, этой вещице примерно двести лет, и сделана она российскими мастерами-умельцами.

Алиса, открыв шкатулку, уже ничего не слышала: на бархате переливалось настоящее чудо: золотая брошь с крупным алмазом в центре и мелкими, прихотливо разбросанными вокруг, вперемешку с рубинами и четырьмя изумрудами. Она таинственно мерцала, отливала матово-перламутровым аристократическим светом, глаз оторвать от нее было невозможно. Алиса застыла с открытым ртом, своими алчно горящими маленькими глазками уставившись на украшение, было видно, что ничего подобного ей в руках держать не приходилось.

Сцена любования брошью так затянулась, и всем стало не по себе. Володька вдруг взял со столика другой тетушкин подарок, маленький, изящный деревянный ларчик с немного облупившимся лаком, завел ключик сбоку, нажал на добела вытертую круглую серебряную кнопочку, и оттуда выплыла крошечная Дюймовочка, посреди раскрытой белой лилии. Зазвучала музыка, лилия и фигура Дюймовочки медленно закружились, а когда музыка умолкла, лилия закрыла Дюймовочку внутри цветка.

Наташа сказала:

— И это тоже русскими мастеровыми создано, тетушка моя сберегла, а вообще все это еще прадед наш за границу вывез после революции. Она меня очень уговаривала остаться, но не хочу я за границей жить.

— Ну ты и… — мачеха замялась, явно собиралась сказать какое-то слово, но передумала, — Странная ты какая-то. Да на твоем месте…

Не закончив мысль, она схватила шкатулку с брошью из рук своей замершей с открытым ртом дочки, раздраженной захлопнула ее, бухнула на полку, и с достоинством вышла из комнаты, а Наташа так и не узнала, что бы сделала Гортензия Петровна, предложи ей тетя Ксения остаться жить у нее, хотя догадаться было несложно. Ох, как же она ей не понравилась!