Шерочка с машерочкой - страница 14
ТАСЯ. Да, работящая она у тебя! Как придет с работы, так свою Ару Пугачеву включит и орет на всю улицу! Уж без этой Ары жить не может…
ВЕРА. Аллы.
ТАСЯ. Чего?
ВЕРА. Алла ее зовут.
ТАСЯ. А я говорю: Ара, Ара, Ара! Я знаю, что сказала!
ВЕРА. Дак после работы-то, Тася, после дойки-то, намантулилась, накожилилась там, ей ведь отдохнуть надо, вот и включает она свою… Ару Пугачеву. Детей пока нету, молодая, пусть играет…
ТАСЯ. Ай, не рабливала я дояркой, что ли? Кожилится она там, как же! Мы с тобой работали по молодости когда, дак не машиной, а руками, руками доили, ты вспомни — и ничего! Пришла с работы — вари мужу! Вот чем надо заниматься, а не Арой своей! А она что — варит? Ага. Как же. Держи карман шире. Варит она. Борщ с рогами. У бедного сыночка те рёбра, рёбра, рёбра как в мешок складены будто, совсем уже дошел, бедный мой…
ВЕРА. Какие рёбра? Да ведь он же от тебя, Тася, ведь только-только два месяца назад ушел, ну какие же тебе еще надо тут рёбра?
ТАСЯ. А такие рёбра! Такие вот! Не кормите вы его совсем, вот что! Кого угодно кормите, а мужика своего не кормите! Кошку, собаку, корову кормите, а мужика — не кормите! Два месяца уже!
ВЕРА. Ага.
ТАСЯ. Не ага, а так точно.
ВЕРА. (Разозлилась.) Вот потому он и решил жить с нами лучше, у тещи, чем с тобой! Понятно мне стало теперь! Потому что у тебя характер сволочной, непереносимый! Вот так вот! Сволочной и есть! Без конца — ля-ля-ля! Без конца! Все время в душу лезешь, все время с подковырками, все под кожу норовишь забраться! Вот какой тебя характер отвратный!
ТАСЯ. Какой у меня характер? Какой у меня характер? Какой? Ну, какой? Какой, скажи? Какой, какой?
Словно побитая собака смотрит на Веру. Та молчит.
Господи, да что я вам всем сделала такого плохого, что вы меня так перед народом позорите, что, что, что, что, что?!
ВЕРА. (Тихо.) Сама начинаешь… Ты никому никогда спуску не даешь. Никогда в жизни. Задираешь на каждом слове. А я что — не человек, да? Меня тоже задевает, что ты говоришь так на меня… А я отвечаю! Вот!
ТАСЯ. Могла бы и помолчать, вот! Ведь знает, что у меня такое горе…
ВЕРА. Какое у тебя горе? Какое горе, какое? Скажи мне только одно слово — какое горе?
ТАСЯ. А такое. Отстань. Зудишь под ухом. Такое вот горе. Такое. Вам не понять. Куда вам понять мое бедное сердце. Не понять вам, нет, не понять…
ВЕРА. Кому — вам? Кому?!
ТАСЯ. Да таким вот, как ты! Таким — не понять! Да! От тебя ребенок не уходил никогда в чужой дом, не кидал мать на несчастную одинокую жизнь, вот так!
ВЕРА. Господи, да что тут такого-то? Ничего! Дети растут, уходят! У них своя жизнь начинается. Не век же им сидеть на печке рядом с мамкиной юбкой? Не век. Все уходят. Ты от матери не ушла, что ли, когда замуж вышла? Нет? Вот так вот все и уходят.
ТАСЯ. Нет, не все! Не все, не все, не все! Если и уходят, то не так! Ты мне не перечь, не перечь только! Хватит уже! Аа-а-а!!! Чего с тобой говорить. Не поймешь ты, как у меня тут болит вот. Нет, куда тебе понять… Так болит, что места себе не найду, вот так вот…
ВЕРА. Тьфу! Там болит, тут болит… Значит, надо, по-твоему, к людям задираться, так? Приставать надо, так?
ТАСЯ. К кому я приставала?
ВЕРА. Да хотя бы ко мне!
ТАСЯ. Нужна ты мне! (Кричит.) Ты мне вот лучше скажи: зачем она купила эти черепки?! На что? Зачем они ей понадобились? Зачем?!
ВЕРА. (Спокойно.) Не «черепки», а обеденный сервиз… Ну, надо же, какие люди сплетники: уже тебе все доложили, все рассказали! Ну, лишь бы языки чесать! Ну, ничего нельзя сделать, все станет известно! Все! Вот люди, а?
ТАСЯ. Конечно, доложили! Я все ж таки мать, я ж должна знать, а вы мне и полслова не сказали! И не посоветовались даже! Могли бы и спросить: покупать нам или не покупать эти черепки! Им на что деньги на свадьбу дарили? А? На что? На дело? Или чтоб всё угрохали на эти черепки?
ВЕРА. Не черепки, а сервиз.
ТАСЯ. (Не слушая.) Дети пойдут, залезут в сервант, разобьют его и капец деньгам, капец, понимаешь? У-у, полудурки, чего они понимают. На всю деревню ославили, аж стыдно мне по улицам ходить! На всю! Эти черепки четыре года в магазине пылились, никто на них даже и смотреть не хотел, а они, полудурки, взяли и подобрали эту рухлядь!