Шесть лет с В. И. Лениным - страница 23

стр.

Владимир Ильич слушал с напряженным вниманием. Выслушав крестьян до конца, он попросил написать ему об этом на бумаге, не упустив ни одного факта, ни одной фамилии.

— Обязательно все точно опишите, чтобы я не забыл или не перепутал. Здесь орудуют враги, стремящиеся вызвать недовольство крестьян. Расследуем и вздуем кого следует, — сказал Ленин (Владимир Ильич любил употреблять слово «вздуть»).

Часа через три, на обратном пути, мы опять остановились в Богданихе. Письмо уже было готово. Ленин бережно спрятал его в карман, попрощался с крестьянами, и мы уехали. Ленин отправил письмо со своими замечаниями в ВЧК.

Предположение Владимира Ильича оказалось верным. В деревне действовали враги советской власти — кулаки и преступники. Кулацкое гнездо было раскрыто и разгромлено.

* * *

Об осени 1920 года почему-то сохранилось больше всего воспоминаний. Помню еще эпизод.

В один из воскресных дней Владимир Ильич отправился на машине в деревню Монино, расположенную в семидесяти километрах от Москвы по Северной дороге.

По словам одного егеря, проживавшего в Монино, лес, примыкавший к деревне, представлял собой прекрасное место для осенней охоты на зайцев и тетеревов.

В Монино мы ехали впервые. Нас встретил знакомый егерь и повел в небольшой, очень опрятный дом, стоявший в центре деревни. Владимир Ильич обратил внимание на то, что домик, в который мы направлялись, стоит рядом с церковью.

Хозяин встретил нас радушно, просил располагаться по-домашнему. Это был пожилой статный мужчина, мало напоминавший крестьянина, скорее похожий на учителя или агронома. Бросались в глаза книги, стоявшие на полках.

Общительность Владимира Ильича нашла живой отклик в нашем гостеприимном хозяине. Владимир Ильич любил беседовать с людьми, умел вызывать собеседника на откровенность.

— Ну, расскажите, товарищ Предтечин, — обратился Владимир Ильич к хозяину, — как живут ваши крестьяне, что думают они о советской власти, каковы их настроения.

Предтечин, не подозревавший, что с ним говорит Ленин, охотно и остроумно рассказывал, как жили крестьяне до революции, как восприняли они советский строй. Затем заговорили о сельском хозяйстве, о житье-бытье отдельных крестьянских семейств, о будущем советской деревни. При этом наш хозяин обнаружил очень любопытные взгляды на быт крестьянина и высказал Ленину интересные мысли о сельском хозяйстве.

— Да, все это чрезвычайно интересно, — сказал Владимир Ильич. — Вы, должно быть, агроном? Нет?

— Нет… — уклончиво ответил Предтечин и немного смутился.

Ленин поднялся и сказал:

— Ну, а теперь — в лес! На охоту! Пойдемте с нами, товарищ Предтечин, — предложил он хозяину.

Тот согласился, принес из соседней комнаты ружье, и мы двинулись в путь.

Мы углубились в лес. Собаки были пущены вперед, руководил охотой егерь. Мы разделились на две группы: Владимир Ильич и Предтечин пошли вправо, я с егерем — влево. Как-то неожиданно егерь обратился ко мне:

— Какая, по-вашему, профессия у этого Предтечина? Вот удивлю вас: он священник, служитель культа.

— Что? Поп? Вы шутите…

— Нисколько. Он служит в той самой церкви, что рядом с его домом. Но он не такой, как все попы… Он не фанатик. Видите — на охоту пошел с нами.

Я решил тотчас же сказать об этом Владимиру Ильичу. Вот, думаю, будет изумлен! Возмутится, вероятно, что его привели в избу попа.

Но сказать об этом удалось только к вечеру, когда мы возвращались с охоты.

Охота была удачная: у каждого из нас висело много убитых зайцев. Владимир Ильич был в отличном расположении духа.

Приближаясь к дому Предтечина, мы с Владимиром Ильичем немного отстали, и тут я сказал ему:

— А ведь Предтечин вовсе не агроном и не учитель, а поп.

Ленин остановился и недоверчиво сощурил на меня глаза.

— Как так — поп? Вероятно, бывший?

Я объяснил, что вовсе не бывший. Владимир Ильич сначала отказывался верить. Через несколько минут между Лениным и Предтечиным завязался разговор, который остался у меня в памяти навсегда.

— Послушайте, — начал Владимир Ильич, — о вас ходят слухи, что вы священник. Что это — правда?

— Правда. Я состою в духовенстве около двадцати лет.