Шесть ночей на Акрополе - страница 8

стр.

— О господине Лонгоманосе!.. — встрепенулась Сфинга. — О господине Лонгоманосе!.. Удивительно, как Вам удается умалять великие проблемы!

— Если бы я носил брюки Тофалоса,[33] они спадали бы с меня при ходьбе, — сказал Николас. — Предположим, что я — Кикловоррос,[34] но в таком случае позвольте мне продолжить.

Прошу прощения, но я не подумал о господине Лонгоманосе. Мысли мои, вполне естественно, устремились к тому небесному телу, которое оказывает воздействие на воду.

Как вам известно, это небесное тело — луна.

Светлый порыв пронесся по лицу Лалы. Она повернулась к Саломее, но не видела ничего, кроме Николаса. Калликлис упорно смотрел на губы Сфинги. Возможно, именно поэтому он и воскликнул громко:

— Создадим общество лунатиков!

— Мое предложение, дорогой Клис, — не просто красивые слова. Я хочу предложить некий точный план, — сказал Николас. — Обращаюсь к Нондасу, который кое-что смыслит в точных науках.

Нондас выбрался из трясины блуда и очищения, перекинув через нее доску.

— Я здесь! — воскликнул он.

И, повернувшись к Калликлису, добавил:

Быть здесь и не здесь — не все ли равно?
Ведь как ни вертеться, мне место одно.

Знаешь, что это такое?

— Чушь! — сказала Сфинга.

— Сурис,[35] — ответил Калликлис.

— Не утруждайтесь, — сказал Николас. — Это — Поль-Амбруаз.[36]

Он засмеялся и опорожнил стакан, который снова наполнила Саломея. Он продолжил:

— Итак, существует некое тело, оказывающее воздействие на воду, — луна. Однако, чтобы быть уверенными, что мы проводим опыт при самых благоприятных условиях, нужно найти время и место, при которых воздействие луны максимально. Какое это время?

— Полнолуние, — забывшись, сказала Лала.

— Браво, госпожа Лала, Вы ответили правильно, — сказал Николас. — А теперь более сложный вопрос: где это место?

Лала покраснела. Она устремила взгляд своих больших глаз на висевшую над ними голую и пыльную электрическую лампу.

— Где оно? Где? — спрашивали другие.

Николас, не отвечая, принялся шарить по карманам. Компания с интересом смотрела на него. Он вытащил две пачки сигарет, ключи, два карандаша, кошелек, вырезки из газет и вывалил все это на стол. Он продолжал нервозно искать. На мгновение он расстроился. Наконец, извлек из глубин внутреннего кармана небольшую желтоватую бумажку, поднял ее высоко вверх двумя пальцами и произнес:

— Вот это место. Я нашел его сегодня днем, в двадцать пять минут третьего, в трамвае, когда возвращался домой. Прошу обращаться с ним бережно. Стратис, будь добр, обнародуй.

Он поднес бумажку Стратису так, как подносят розу. Стратис взял ее, и все вместе прочли:

БИЛЕТ

на ночное посещение Акрополя в полнолуние

Десять (10) драхм.

Николас продолжил:

— Итак, это место — Акрополь в полнолуние, как информирует билет Археологической службы. Я не нашел его сам: мне указал его перст судьбы. Поэтому я непрестанно думаю о нем. Я думаю, что Акрополь — место, где сконцентрировано (я имею в виду в пределах радиуса передвижения людей, у которых нет транспорта, чтобы отправиться в карьер Пентеликона) самое значительное количество мрамора.

Мрамор этот для лунных лучей — то же, что для солнечных — зеркала Архимеда. То есть мрамор заставляет их падать на вас — о, закупоренные реки! — с максимально возможной интенсивностью.

Он опорожнил стакан, который Саломея наполнила снова, и сказал:

— Однако имеется еще одна причина, которая заставляет думать, что указание судьбы верно. На Акрополе в полнолуние мы обретем энергию, которая приведет в движение наши воды и вызовет их соединение. Но, может быть, мы обретем еще и силу, которая, не исключено, будет способствовать нашей цели. Силу наследия наших бессмертных предков…

— Я и не знала, что Николас — оратор, — сказала Лала.

Саломея одернула ее. Николас посмотрел на нее, улыбнулся и продолжил:

— Несмотря на то, что госпожа Сфинга родом из Ламии, а училась в Центральной Европе, Клис — из Дельф, а учился в Афинах, Стратис — клазоменянин, а учился в славном Париже, и другие — родом из других мест, а учились в других семинариях, нет никакого сомнения, что Священная скала является неким символом, некоей идеей, а наши родители, Греческое государство, Нация, когда она еще существовала, понесли большие расходы, чтобы привить эту идею нашим нежным детским чувствам…