Шесть с половиной недель - страница 6

Мадемуазель Пейро говорила, что у нас с Кариной идеальный баланс, мы хорошо держим равновесие и в покое, и в движении, и даже в поворотах. Объятия в танго выражают сострадание и заботу, мужскую надежность и женское доверие, и в нашем исполнении они были то чувственно-пылкими и зажигательными, то деликатными, почти робкими. Бесконечные вариации шагов и стилевых сочетаний мы драпировали собственными украшениями[2], действуя порой спонтанно, на интуиции.

Техническая сторона танца не беспокоила меня, я знала, что мы всё делаем правильно. Но наш номер не был только лишь танцем, это было представление, шоу. Мы не танцевали с Карой, мы любили друг друга. И не скрывали этого. Наши взгляды, наши касания демонстрировали нежность, истому, тягучее желание. И если для Карины это было игрой, стёбом, то я к танго не могла относиться с насмешкой: во время движения слышала только музыку, лицо партнёра виделось мне лишь размытым пятном, а фигура туманным силуэтом. Мой московский тренер говорила, что именно эта отрешённость, граничащая с экзальтацией, могла бы стать залогом моей победы на самых престижных конкурсах. Но проверить её предсказания нам так ни разу и не пришлось.

Сегодня мы с Кариной обе были в юбках, и это усиливало своеобразие нашего танго, усугубляло эпатаж. И когда при заключительных аккордах я закинула ногу на талию подруги, а она нежно взяла меня за подбородок, и мы обе замерли, глядя друг другу в глаза, толпа, которая успела собраться вокруг нас за эти несколько минут, заулюлюкала.

[1] Вообще-то, это моя любимая фраза, но да ладно, мне не жалко. Если кому интересно, это отсюда: https://www.youtube.com/watch?v=qgp1ym5qH94 [2] Украшения в танго — изящные мелкие движения ног; дают возможность танцорам выразить музыку более тонко и чувственно, нежели простыми шагами

Мы кланялись, делали книксены и снова кланялись. Толпа аплодировала, кто-то выкрикивал: «Браво!», «Молодцы, девчонки! Дали жару!» Стас изумлённо качал головой, а Карина, быстренько схватив его бейсболку, стала обходить зрителей, приговаривая: «Подайте бедным артистам на пропитание». Люди смеялись и охотно протягивали ей разноцветные купюры. Карина посылала воздушные поцелуи и ослепительно улыбалась в ответ.

Когда она вернулась с полной кепкой денег, Стас присвистнул:

— Вот это да! Круто!

К нам подошли трое парней, по виду ровесники Стаса, они тоже одобрительно хлопали в ладоши.

— Ну вы даёте! Здорово зажигаете, — восхищённо сказал один, самый высокий и привлекательный, а потом оценивающе оглядел нас и ухмыльнулся: — Девчонки, вы сестрёнки? — При этих словах его друзья гоготнули, и я тоже улыбнулась. Ведь и правда смешно было даже предполагать, что черноглазая и черноволосая Карина хоть каким-то боком родственница мне, сероглазой светлокожей блондинке. Но у всех свои способы завязать знакомство.

— Да! — кокетливо сказала Карина, принимая игру ребят. — А что?

— А я мастёр ебать сестёр, — сказал высокий, и его друзья заржали уже в голос. — Особенно если это сестрёнки-лесбиянки.

Это было настолько неожиданно и грубо, что даже бойкая Карина не нашлась с ответом. Я же вообще застыла на месте в предчувствии беды, к глазам подступили слёзы. Именно так мне представлялся финал нашего выступления, больше похожего на провокацию. А беда, как известно, не приходит одна — от памятника Барклаю-де-Толли в нашу сторону деловито направлялись двое полицейских. Хулиганы их пока не видели.

— Попридержи язык, поганец мелкий, — раздалось за спиной, и моё сердце снова сжалось.

— А то что будет? — уже без особого куража спросил задира, отступая.

— А то я засуну его одному из твоих друзей в место, о котором при дамах не говорят.

Я обернулась. Возле нас стояли двое мужчин: уже в возрасте, наверное, как папа, может, чуть моложе. Один — здоровый, похожий на медведя, с длинными тёмными волосами и крупным носом — сердито сжал кулаки. Другой — пониже, но тоже широкоплечий, с короткой стрижкой — угрожающе сощурил неестественно синие глаза.

— Единственное, в чём ты мастер, это вручную передёргивать свой затвор. Так что топай, занимайся любимым делом. И дружков своих не забудь, — сказал здоровяк.