Шейдисайд - страница 5

Я подобрала юбки и стала пробираться  к алтарю. Я  пыталась прочитать молитву, но язык и губы словно заледенели. Под ногами у меня хрустели разноцветные осколки стекла.

Как могла, я старалась оттереть Его лицо и тело, сведенное крестной мукой, но пятна впитались в дерево и не желали исчезать. Под влиянием разлитого в воздухе часовни безумия мне показалось, что единственный уцелевший глаз Христа смотрит на меня не скорбно, а гневно, – и я с тихим вскриком отдернула ладонь. Я отступила назад и упала, изрезав руки о пурпурный осколок витража. Глядя на падающие с кончиков пальцев красные капли, я вдруг поняла, что пятна на Его лице и теле – это кровь, и, спотыкаясь, побежала прочь.

Той ночью мне в первый раз приснился кошмар. Я запомнила его, потому что он повторялся бесчисленное количество раз, но тогда я проснулась, чувствуя только, что должна что-то сделать и не могу, и от собственного бессилия у меня сдавило горло.

Мне снилось, что не было ни верха, ни низа, только темнота. Я ничего не видела,  не понимала, открыты или закрыты у меня глаза,  не ощущала собственного тела и не могла шевельнуть даже кончиком пальца. Единственным ориентиром был глухой  ритмичный звук, похожий на тяжелый вздох.

И я, плавая в этой темноте, вдруг ощутила чье-то присутствие за  спиной; к вздохам прибавились рыдания, а затем и шепот. Вначале я не могла разобрать ни единого слова, но вдруг из невнятных женских причитаний вырывалось и прозвенело в  голове слово «убейте».

Женщина за моей спиной плакала не о том, что ее убили… напротив, чем отчетливей становились ее слова, тем ясней я понимала, что она терзается из-за того, что еще жива, и с необыкновенной страстностью умоляет  ее убить. Я содрогнулась от ее мольбы, и цепенящий ужас наконец-то заставил меня проснуться.

Но через три дня кошмар повторился. Он не отпускал меня до конца моего пребывания в Шейдисайде, до той самой ночи, когда… но я забегаю вперед.

С Нэнси, хотя кошмары ее не беспокоили,  тоже творилось что-то неладное. Она невольно будила меня, почти каждую ночь забираясь в кровать перед самым рассветом, хотя мы вдвоем задували свечу и  ложились спать не позже десяти. На мои расспросы она,  усмехаясь,  говорила, что из-за этого жуткого дома опять начала бродить во сне;  в детстве с ней будто бы уже случались припадки сомнамбулизма.

А спустя три или четыре недели после нашего приезда, я, одеваясь,  неловко зацепила ногой половицу  и вывернула ее. Нэнси кинулась коршуном, закрывая от меня то, что лежало под половицей, но я успела заметить блеск золотых украшений и несколько бумажных купюр.

– Что это? – я еще ничего не поняла, только удивилась.

– Не твое дело! – отрезала Нэнси, нашаривая выпавшую половицу.

– Но… ты это… взяла?

– Я ничего не крала, если ты это имеешь в виду, – фыркнула Нэнси.

– Тогда откуда?..

– Не твое дело, – повторила Нэнси и медленно улыбнулась. Она выглядела с этой улыбочкой, как кошка, вдосыта налакавшаяся сливок; и я тут же решила, что больше ни за что никогда не буду ее расспрашивать.

После этого случая наша дружба  – и до того скорее вынужденная нашим тесным соседством, чем истинная, основанная на душевной близости – совсем разладилась. Меня  смущало другое. Если эти вещи действительно украдены и миссис Симмонс найдет тайник, то Нэнси может попробовать свалить вину на меня. Ее слово против моего, и кому поверят? А учитывая, что Нэнси никогда не брезговала выпить в компании экономки рюмку-другую… На следующий день после нашей ссоры под половицей уже ничего не было; я утешала себя тем, что если я не смогла отыскать новый тайник Нэнси, значит, она перенесла его из комнаты в место, которое не бросит на меня подозрений. Кошмары отнимали у меня столько сил, что сквозь призму бессонницы мне почти все казалось не стоящим внимания, и вскоре я прекратила  думать о  Нэнси.

А через день после нашей ссоры я в первый раз увидела хозяина Шейдисайда. Случилось это так: миссис Симмонс, пребывая в крайне раздраженном состоянии духа, послала меня отыскать Фаркера. Я знала, что чаще все он бывает в двух местах: лаборатории и библиотеке. Лаборатория внушала мне суеверный страх, и я решила начать с библиотеки.