Шишкин - страница 5

В панораме шишкинского творчества Вид в окрестностях Дюссельдорфа занимает особое место. Это не означает, что он ниже по своим художественным достоинствам, чем последующие работы реалистического плана; это не значит что Вид, отмеченный юношеской свежестью восприятия, совершеннее последующих произведений. Картина отмечена свойственным романтическому мировосприятию пафосом восторга перед мирозданием. Художника привлекло не столько обаяние конкретной местности, сколько возможность представить картину мира, где земная и небесная материя кажутся торжественными проявлениями Божьего творения. Нельзя сказать, что в дальнейшем Шишкин оставил без внимания свой «мирозданческий» опыт и углубился в конкретную природную материю. Создание стройной философии мира не было его призванием, но в созерцании родных просторов его размышления о мироздании привели к образу русской земли, необъятной в своей обширности, непоколебимой и вечной.

Подводя итог пребыванию Шишкина за границей, можно с уверенностью сказать, что он возвращался высоким профессионалом. Удивительно, что, внутренне сопротивляясь восприятию чужого искусства, но понимая тем не менее необходимость овладения его полезным опытом, Шишкин именно за границей выпестовал свой взгляд на творчество, определил для себя тематику будущих произведений. Это почувствовал Джогин, писавший Шишкину: «Ты идешь по новой дороге — значит, честь и слава тебе… Оставайся только самостоятелен»[9]. Это знание своего будущего, пожалуй, главный итог пенсионерской командировки Шишкина. Жизнь на чужбине обострила его чувство родины, осознание «родных осин».

В каталоге юбилейной выставки 1891 года Шишкин, как бы возвращаясь к началу своей биографии, а именно к пенсионерской командировке, писал: «Не видя затем для русского пейзажиста особой пользы в изучении чуждой ему природы, художник не без больших хлопот, конечно, получил, однако, разрешение возвратиться ранее шестилетнего срока в Россию для более плодотворного изучения своего русского пейзажа»[10]. Шишкин не вполне справедлив к заграничной учебе, но верно, что без родной природы национальный пейзаж невозможен. Для этого необходимы такие факторы, как особое психологическое восприятие, специфически эмоциональное отношение к тем или иным объектам природы и, конечно, своеобразная и типичная местность.

Впервые после заграницы Шишкин обратился к ярко выраженному русскому сюжету в картине Полдень. Окрестности Москвы. Братцево (1866), оконченной спустя год после возвращения. Вместе со Львом Каменевым художник провел лето на этюдах в подмосковном селе Братцево. Для Шишкина все было новым: виды Подмосковья, равнинное раздолье, освещение, частые дожди и грозы. Ко всему надо было привыкать, отвыкая от швейцарских впечатлений. Картина Полдень. Окрестности Москвы. Братцево явилась вариантом или первым приступом к известному полотну Полдень. В окрестностях Москвы (1869).

В 1867 году художник снова отправился на легендарный Валаам. Для него остров был не только воспоминаниями юности, но и попыткой зарядиться там сюжетами, проверенными долгой академической практикой. На Валаам Шишкин поехал совместно с семнадцатилетним Федором Васильевым, которого опекал и обучал живописи (лежащий у мольберта художник на картине Церковь. Валаам, вероятно, Васильев).

Философия шишкинского пейзажа, утвердившаяся на многие годы, исходила из восхищения натурой, в которой виделось проявление вечной жизни природы. Может быть, вследствие такого понимания пейзажной задачи уже в начале пути сформировались два фактора, обусловившие все творчество художника. Это — особое внимание и самое пристальное изучение предметного плана и как следствие этого — любовная проработка переднего плана картины.

Как самостоятельный предмет изображения мощные замшелые камни, подточенные старостью иссушенные стволы деревьев, травы, цветы, грибы и папоротники появились в этюдах