Школа корабелов - страница 3

стр.

Попов посмотрел на притихших соседей и презрительно ткнул Чулкова ногой.

— Берите его, — сказал он, — да поучите сами. А нам об него руки марать противно. Айда, хлопцы!



Когда Саша и Ваня возвращались домой, солнце стояло уже низко над заливом. Вздымая столбы пыли, с пастбищ брели коровы. Из ресторации «Магнит» доносились звуки гармошки. К староверческой молельне тянулась вереница старух в черных, глухо повязанных платках.

Мальчики шли по исковерканным дощатым мосткам проспекта, и, чем ближе подходили к дому, тем подавленнее становилось их настроение. У Саши была разодрана рубаха, у Вани вспух нос, а под глазом синел фонарь. Опять будут бесконечные упреки в озорстве, в безделье…

Саша осиротел рано, плохо помнил мать и почти не помнил отца. По словам приютившего его дальнего родственника Якова Васильевича Осьминина, Андрей Попов был красавец собой и первый силач на Охте. Ценой собственной жизни он спас человек десять плотников, приняв на свои могучие плечи удар многопудового бревна.

Плотник Яков Осьминин души не чаял в Саше. По-своему любила его и жена Осьминина — Аграфена, женщина добрая, но горластая и раздражительная. Семья росла. Жить становилось труднее. Как ни сдерживалась Аграфена Кондратьевна, но все чаще прорывались у нее попреки, все резче выражала она свое недовольство тем, что мальчики не при деле.

Подле избы Осьмининых играли, копаясь в песке, две девочки, такие же белоголовые и курносые, как Ваня. Узнав от сестренок, что мать доит корову, а отец только пришел с работы, Ваня и Саша проскользнули в горницу Яков Васильевич обедал за большим круглым столом. У окна сидел жилец-квартирант, студент учительской семинарии Иван Гроздов. Увидев мальчиков, Яков Васильевич укоризненно покачал головой:

— Полюбуйся, Иван Петрович, на своих любимцев.

Гроздов был своим человеком в семье. Тощий, всегда голодный, в обтрепанном сереньком сюртучке и рваных штиблетах, он с утра до вечера носился по городу в поисках случайного заработка. Урывками, в редкие свободные часы, студент давал уроки Ване и Саше и был с ними в большой дружбе. Поглядев на подростков, Гроздов усмехнулся:

— С кем дрались?

— Край на край, — ответил Ваня, присаживаясь к столу. — Санька под орех разделал Матюху Чулкова, хоть тот и нечисто бился.

Добродушное лицо старика Осьминина расплылось в улыбке. Ласково взглянув на Сашу, занятого починкой рубахи, он сказал:

— Об Сане беспокойства нету. У него голова крепко на плечах сидит, а тебе, Ваня, ей-ей, шею свернут. Однако скоро забавам вашим конец. Я давеча с немцем поладил, уговорил, подлеца, взятку уменьшить.

— Про какую ты взятку говоришь, Яков Васильевич? — спросил студент Гроздов.

— Почитай, более года торг веду с немцем-подмастерьем, что учениками в адмиралтействе ведает. Подавай ему пять рубликов с человека, тогда возьмет и Ваню и Сашу в ученики. Нам таких денег не скопить. А сегодня я ему три рубля сунул, а три другие в конце года посулил отдать. «Приводи, — говорит, — своих юнге гунд», щенят то есть.

Глаза Вани засветились радостью. Саша остался равнодушным к сообщению Осьминина: его мало прельщало быть десять лет подручным у корабельного плотника.

— А я мыслю, Яков Васильевич, что хлопцев беспременно учить надо, — заметил Гроздов.

— Где уж им в науку лезть! Мужикам туда дорога заказана. Буде с них и той грамоты, какой обучены.

— А я так скажу, Яков Васильевич, ныне при построении кораблей не обойдешься лишь искусной рукой да верным глазом. Хороший плотник должен уметь и с транспортиром обращаться, и с циркулем, и с разными другими инструментами. Для этого ему изрядные научные сведения требуются, особенно в счете, в математике то есть. Без оной и в чертеже не разобраться.

— Твоя правда, Иван Петрович, — вздохнув, согласился Осьминин. — Слова твои правильные и горькие. Горечь туя на себе испытал. Четверть века в адмиралтействе плотничаю, а вот в десятники не вышел по причине малой грамотности. Дают мне, скажем, шпангоут выстругать, — пока сосчитаю, где сколько вершков дерева снимать, семь потов с меня сойдет.

Каждое слово старика глубоко задевало Сашу. Мысли об учении давно занимали его.