Школа сновидений - страница 61
Я их также провожал к «кельям» (они сами будто не могли туда дойти), и дальше они исчезали, как и моя первая спутница.
Я двигался вдоль течения реки, находившейся слева от меня, и вдоль «келий», мелькавших справа.
Становилось ещё темнее. Потом, вдруг, местность стала быстро удаляться от меня. Земля ушла вниз. Я был в воздухе, перемещаясь, словно кто-то тянул меня за затылок назад и вверх. Тела я уже не ощущал.
Потом я вновь завис в точке пространства, откуда была видна вся долина с каньоном: оба берега, обе стены и река внизу. Все было залито золотистым светом, цвета золотой осенней листвы. Лишь в месте, где был город «келий», на правом берегу у подножья стены, лежала темно-серая тень, — там все было в серой непонятной дымке. Я почувствовал, что покидаю это место, и тут я услышал голос: «ТРЕНИЕ ЕСТЬ НЕПРЕХОДЯЩЕЕ ДЕЙСТВО ЭТОГО МИРА».
Когда неуловимое и манящее воспоминание о чем-то настоящем сияет ровным светом смысла и чистоты и очевидно мелькает в памяти, но остается недоступным как золотая крепость за рвом без мостов, — самое время отправиться в путешествие, которое начинается отсюда и навсегда, — в путешествие, которое называют и сновидением (хотя это и не самое точное слово для того, что никак не связано со словами хотя бы потому, что для этого нет нужды спать), — достаточно ощутить нечто большее в том присутствии, которое есть мы и мир, и позволить этому начаться и произойти и, ощутив странное дуновение, раствориться с легкостью в путях и потоках, ветрах и течениях, сообщающихся между собой и отворяющихся в световые просторы и бездонную немоту живой Вселенной, пронизанной токами пронзительных и достоверных чувств и большой судьбы Происходящего в неизвестности, имеющей иной, нежели наша речь и мысль, порядок и последовательность; и, снимая покровы местного языка, как раздеваются перед морем, обнажая живость и слитность смысла, простота которого не отражается ни в одном из зеркал, потому что у него нет второго — он не симметричен, а жив, — распугав и распустив сети речи до огромных зияний, несговорчивых к туземным наречиям, наше тело радуется досягаемости невыразимым, доступностью для великого, возвращению и возобновлению Путешествия, которое и есть то, что так неуловимо манило и сияло в нашей подлинной памяти.
«МНЕ СНИЛОСЬ, ЧТО ИЗ БЕЗГРАНИЧНОСТИ, В КОТОРОЙ СУЩЕСТВУЕТ НАШ МИР, СПРАВА НАДВИГАЛАСЬ НЕОПИСУЕМАЯ ТЕМНО-СИНЯЯ БУРЯ. ЗАТЕМ ВРЕМЯ ЕЁ НАСТАЛО. И МЫ ВСЕ ПРЕВРАТИЛИСЬ В ЛАЗУРНЫЕ ОГОНЬКИ ПЛАМЕНИ В ЗОЛОТИСТОМ ОРЕОЛЕ.
И ПОТОМ ОТТУДА, ИЗ ОГРОМНОСТИ, В КОТОРОЙ МЫ ОКАЗАЛИСЬ, МЫ ВИДЕЛИ ТО, ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ НАШЕГО МИРА: НЕСКОЛЬКО АРХИПЕЛАГОВ КРОШЕЧНЫХ ЗОЛОТЫХ ОСТРОВКОВ НА БЕСКРАЙНЕЙ И НЕПОСТИЖИМО ТЕМНО-СИНЕЙ ПУСТОТЕ, — И ЭТО БЫЛО ВСЕ, ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ НАШЕГО МИРА».
Приложение
Язык образов и присутствий сновидения не сводится механически к языку слов и видения, организующегося и развивающегося через него. Потому что сновидение это: минимально — видение мира с другой позиции, при другом свете, из других пространств, максимально — видение других миров и Иного.
Это не значит, что язык снов и сновидений имеет исключительный доступ к Иному, но он обладает особенной — собственной ясностью, собственным качеством материальности и красоты, собственными сновидческими культурами стран, народов или других сновидческих общностей, и собственной историей и, может быть, Историей. Сновидение есть действие.
В различных снах достаточно часто фигурируют средства передвижения: от велосипеда и автомобиля до корабля и самолета. Их значение достаточно прозрачно: они символизируют сумму способностей, сил, знаний, которые позволяют ускорять продвижение к цели, т. е. сокращать расстояния или сжимать время.
В конкретных случаях интерпретация всегда зависит, естественно, от конкретных особенностей сна и индивидуальности сновидца. Прежде всего необходимо попытаться осознать более или менее абстрактную структуру сновидения: от чего, к чему, посредством чего.
Затем, если интуиция или безотчетное или внутренний голос еще не подсказали на безмолвном уровне основное значение сна, продолжаем рациональный анализ.