Шлюха-2 - страница 26
переговоры с администратором, и только через десять минут убеждений, что госпожа
Нарватова знает его, путь был открыт. Стефан поднимался в лифте, пребывая в
недоумении. Его не пускали к Заре! ЕГО и — к Заре. Что же будет с Мариной? Или всё
пройдёт нормально? Заставив себя успокоиться, он вдохнул поглубже у двери и постучал.
— Входи, Стефан.
— Добрый день, Ирина Валерьевна. Удивительная штука со мной внизу приключилась —не хотели пропускать.
— Во-первых, можно просто Ира. Во-вторых, что удивительного? Ты же сам в бизнесе. И, насколько я помню, у вас тоже кого попало не пропускают.
— Я не кто попало.
— Ты всего лишь Стефан Хейз. Не мессия, не Бог, не пуп земли. Тогда почему тебя
должны безоговорочно пропускать ко мне? — Подняла на него острый взгляд, резко
контрастировавший с темно-бордовыми губами и яркими стрелками.
— Какая ты стала…
— Сука?
— Это сказала ты, заметь.
— Заметила. У тебя, в отличие от мужлана-братца, есть хоть какое-то чувство такта. Но, черт возьми, ты прав! Я стала сукой. Думаю, причины тебе известны. — Достала пачку
Vogue и подошла к окну. — Чего стоишь? Присаживайся. Это можно сделать и без
разрешения, — стервозно ухмыльнулась и выпустила дым в окно.
Стефану пришлось собрать всё свое самообладание в кулак, хотя он не был склонен к
скандалам и конфликтам. Однако, её показная грубость и высокомерие, сквозившее даже в
движениях пальцев, державших сейчас сигарету, заставляли его становиться похожим на
Макса. Желание обидеть ее словом, задеть за живое, кружило голову. Ему это абсолютно
не нравилось: ни поведение Зары-Иры, ни собственная похожесть на Макса.
— И что ты хотел? — обратилась она к нему, когда он сел. — Узнать, как идут дела с
тендером? Отлично. Скоро пойдете с братцем собирать бутылки. А может, ты хотел узнать, как обстоят дела с флешкой Макса? Ещё лучше! — Виток дыма упорхнул в окно, подхваченный попутным ветром. — Она покорно ждет своего часа.
— Почему ты стала такой?
— Какой? Подробней можно? Мне не совсем ясно, что ты думаешь обо мне, — усмешка
искривила губы.
Стефан понял, что она не играла. Она действительно была стервой. Не могли глаза быть
такими мёртвыми, а лицо — каменным. Он был уверен, дотронься до её губ —почувствуешь арктический холод. Поэтому так легко она язвила и грубила. Потому, что в
душе теперь был камень.
— Такой… Вульгарно красящейся, стервозно себя ведущей, срывающейся на истерики…
— Какие, к черту, истерики?
— Ну, как же… А нож, которым ты пометила Макса? А твоя вступительная речь сейчас?
Поступки истинной истерички. — Мужчина удобно расположился на диване, закинув ногу
на ногу, и следил за её реакцией. Не только она могла быть сукой.
Ирина поменялась в лице. Как он смеет приходить к ней в офис и так себя вести? И без
придурошной семейки Макса настроение было ни к черту. Лёша всё ещё обижался…
— Раз я истеричка — без проблем, могу повторить свой подвиг. — Достала из подставки
тот самый ножик. — Подойди ближе. — Глаза опасно сверкнули.
Стефан сглотнул. Нет, она не сделает этого… Она же не совсем больная. Перед глазами
отчетливо нарисовался порез Макса. Сделает. Она сделает. У неё явно были не все дома. В
этот момент, на этой мысли, он вспомнил ещё кое-что. Не все дома… Зара была из
детдома. Марина когда-то давно рассказывала ему об этом. Он переменился в лице.
Потеря ребенка стала для неё не просто ударом, — контрольным в голову. Макс лишил её
самого дорого и ценного на свете — возможности стать матерью.
— Я тоже из детдома, — неожиданно сказал он, чувствуя родственные связи с этой
женщиной. Он мог понять её, как никто другой. Одиночество и обида текли в их крови, заражая здоровые клетки. И от этого было невозможно избавиться. Всю жизнь они
стремились к счастью, к людям, лишь бы не быть больше одинокими и никому не
нужными. И вот, в итоге, сейчас они вместе смотрели в пропасть. Шаг — и сорвутся.
Ирина побледнела. Что он только что произнес? И зачем?.. Неужели он знал, что она из
детдома? Но ведь её биография была качественно сфабрикована.
— Ира, не нужно сейчас придумывать колкости и обидные слова, не нужно искать по всем
карманам невысказанную грубость. Я тебе не враг. Да, я брат твоего врага. Но сам я —твой друг. Я понимаю, что ты чувствуешь из-за потери ребенка…