Шлюха-2 - страница 36

стр.

— Дорогой, конечно, заеду. Ещё в парочку бутиков зайду, и жди у себя. Люблю тебя.

Целую, — сказала и нажала на отбой. — Прости, Стефан. — Повернулась к нему. — Это

была ошибка. — Нагнулась за одеждой.

Мужчина разозлился. Чёрта с два это была ошибка! Резко схватил её за руку и вернул на

кровать. Она только и успела, что ахнуть, как три его пальца оказались в ней и начали

двигаться с бешеной скоростью. Он был сейчас доведен до предела, ярость вырывалась из

него клубами. Она кричала, цепляясь за его руку, пытаясь её убрать. Сжала ноги, но его

это не остановило. Марина кончила, забившись в его руках. Стефан поднес руку к лицу. С

пальцев стекала влага.

— Только попробуй после этого сказать, что всё произошедшее между нами было

ошибкой. Только посмей назвать нас ошибкой после того, как кончила подо мной и не раз!

Она опять заплакала, а он укачивал её, как маленькую.

— Я люблю тебя. Неужели ты этого не видишь?

— Вижу…

— И ты не дашь мне шанса?

— Нет. Я выхожу замуж. Прости. Отпусти, мне нужно ехать.

Марина встала, сбегала в ванную, быстро оделась, взяла у него ключ и, не глядя на

Стефана, ушла. Он со злости кинул подушку в стену. Не всё потеряно, они ещё сыграют. И

ход конём он оставит за собой.

Глава 8.

Макс проснулся. Голова была тяжелой, мысли весили тонну, каждая. Черепная коробка

вот-вот развалится. Полночи он не спал, думал о ней. Мужчина уставился в потолок.

Опять он её обидел, опять переступил черту дозволенного. Нельзя было так говорить о

ребёнке. Нельзя! Он встал, со злостью скидывая одеяло. Моральная усталость

превращалась в физическую, тело не хотело ему подчиняться. Макс всё больше

чувствовал себя осколком, хаотично плывущим по жизни, постоянно врезавшимся в

скалы. Надоело быть одиноким тираном, деспотом, влачащим жалкое существование. Во

всем была виновата мамаша! Сука, родившая монстра.

— Сама-то сдохла, тварь. А как быть мне? — спросил пустоту, брызгая в лицо холодной

водой.

На кого он стал похож? Лицо носило на себе многовековую печаль, в каждой морщине

была скрыта боль сотен дней, прожитых в полнейшем одиночестве и безумии, которое

заменило ему кровь. Подменило красную жидкость в венах на едкий яд, отравляющий

своими парами мозг. Сорок лет. Ему было всего сорок лет. Вся осознанная жизнь осталась

позади. Сейчас он должен был быть окружен детьми, любящей женой и бабушками с

дедушками. А на деле он был окружен лишь беспощадными демонами, что рвали его

душу в клочья каждый день и вонзали свои клыки в его плоть.

Зачем он её обидел? Она, наверняка, плакала там, за дверью. Наверняка, стерва сдавала

свои позиции, когда никто не видел. Её слёзы резали его сердце, пускали кровь. Зачем она

так говорила? Она врала. Он был в этом уверен. Не могла его Зара так говорить, даже если

представить на секунду, что он был отцом. Внутренний червь сомнений грыз всё сильнее, не оставляя шанса передумать. Его ребёнок, его Зара…

Макс вышел из ванной, так и не прояснив мыслей, даже с помощью ледяной воды. Ничто

не могло помочь, только он сам. Выглянул в окно. Лил дождь. В Америке бы в стекло

билось солнце, ослепляя яркими лучами. Он думал, что навсегда сбежал из этой холодной

страны, оставил колючую проволоку прошлой жизни здесь. Но солнце другой страны не

приносило ему тепла. Будто и не светило вовсе. Вечный узник собственной жизни. И не

сбежать. Зара была права — деньги стали для него всем. Он прятался за купюрами, находя

утешение лишь в их количестве. Но сейчас ему так не хватало её. Её смеха, её чарующей

улыбки, её стеснения и дерзости. Не нужно никакого секса, он готов был стать монахом. В

его возрасте душа нуждалась в покое и стабильности, потребности члена пора было

переместить на второй план, а то и на десятый. Почему только член получал всё, что

хотел? Душе никогда ничего не перепадало…

«Ты же тоже делаешь только то, что нравится тебе. Ты не думаешь о других людях

никогда. Только о себе, о своих желаниях. Всегда всеми пользуешься!»

Крупная дождевая капля ударила в окно, и мужчина вздрогнул. Дождь усилился, переходя

в ливень. Холод потянулся по коже. Он, на самом деле, всеми пользуется, никого никогда