Шони - страница 10

Воины-одишцы окружили раненого Сесирква Липартиани. Он успел увидеть, как Махмуд-Гассан, изловчившись, снизу ударил Чонти коротким кинжалом. В тот же миг огромный белопенный вал накрыл с головой обоих…

Жажда отомстить за раны Сесирква придала одишцам новые силы. С яростью бросались они на врага. Туркам некуда было податься: с одной стороны темной стеной стоял лес, где спасшихся от уничтожения османов ждала болотная топь, с другой — бушующее море.

Коротышка Уча и братья Тудзбая бились в первых рядах, и казалось, что у каждого из них выросло по сто рук. Немногие оставшиеся в живых турки разбежались кто куда.

Липартиани уложили на носилки, придворный лекарь-итальянец осторожно перевязал ему раны. Коротышка Уча велел протрубить сигнал, чтобы собрать бойцов. Поручив небольшому отряду изловить разбежавшихся врагов, Уча без промедления двинулся навстречу Сахил-Али, высадившемуся в Поти.

Весть о ранении Сесирква Липартиани разнеслась по Одиши. Люди спешили к его дворцу. Тут были мужчины и женщины, старики и дети; они шли с приношениями, вознося к небу мольбы о выздоровлении своего повелителя. Широкое поле перед дворцовой оградой заполнилось людьми.

Долго не приходил в сознание Сесирква. Он лежал перед открытым окном, и все же ему не хватало воздуха; он задыхался, метался в бреду, выкрикивал невнятные слова. Приближенные разобрали лишь несколько раз повторенное имя Синту и Чонти.

Лекарь велел привести Синту и приказал ей неотлучно находиться у постели Сесирква. Если господин еще раз назовет ее имя, пусть она тотчас же откликнется, заговорит с ним, спросит, что угодно ему. Лекарь рассчитывал, что голос Синту выведет больного из забытья.

А Сесирква пылал в жару, и никакими средствами не удалось унять лихорадку. Синту стирала пот с его лба, овевала разгоряченное лицо, смачивала розовой водой пересохшие губы. И все время думала о Чонти. Она знала, что немало воинов из отряда Сесирква погибло в бою, но никто ничего не мог сказать ей о судьбе Чонти.

«Чонти не вернется, пока не убьет последнего турка», — подсказывало ей сердце. Девушка со страхом смотрела на Сесирква: недвижимый и обескровленный, он казался ей сильным и несгибаемым. «И Чонти такой, меч турка не убьет его», — упрямо повторяла она.

С тревогой вглядывалась Синту в лицо Сесирква: может быть, хоть в бреду скажет он что-нибудь о Чонти. И часто думала: хотя бы к возвращению Чонти выздоровел господин. А уж она не пожалеет для этого сил.

— Чон-ти! — дрогнули однажды губы Сесирква.

Синту упала перед ним на колени.

— Он не вернулся, господин! — Она взяла больного за руку — Я Синту, это я, Синту! — В голосе девушки звучали робкая мольба, ожидание, надежда.

Отворилась дверь, и вошли лекари — итальянец француз и перс. Безмолвно встали они у ложа больного.

Сесирква медленно поднял отяжелевшие, безжизненные, бледные веки, но глаза его ничего не видели и не выражали. «Говори!» — знаком приказал итальянец.

— Господин, ты слышишь меня? — Девушка крепко прижала к своей груди его руку.

Сесирква чуть повернул лицо в ее сторону.

— Я — Синту, господин! Турки разбиты, Дадиани победил.

Липартиани все так же смотрел в лицо девушки ничего не выражающим взглядом.

— И Чонти скоро вернется, господин…

Во взгляде больного мелькнула искорка сознания, он словно пытался вспомнить что-то. Наконец потрескавшимися от жара губами он повторил вслед за девушкой:

— Чон-ти…

— Да, да, Чонти! — Синту еле сдержала крик радости: наконец-то Сесирква заговорил.

Липартиани, не отрывая глаз от лица Синту, мучительно напрягся.

— Чонти… Его убил… Махмуд-Гассан, — произнес он тихо, но внятно.

Синту отбросила от себя руку господина и вскочила на ноги.

«Нет, нет!» — шептала она, отступая к двери. На пороге она обернулась, с ненавистью взглянула на Сесирква и вышла из комнаты.

Синту миновала двор, отворила калитку и побежала по тропинке. Люди удивленно провожали ее взглядом. Никто не решился остановить ее, спросить, что за горе поразило ее.

Добежав до старой ольхи, Синту остановилась. «Здесь простились они, здесь встретит она Чонти. Он вернется, вернется!..»