Шоу непокорных - страница 8

стр.

Есть только одно такое место. Мы направляемся в трущобы.

Мы бежим. Грета не отпускает мою руку.

— Что Джек хочет этим сказать, Хоши? — испуганно спрашивает она. — Куда мы идем?

Я смотрю на нее сверху вниз. Стоит мне произнести слово «трущобы», как она впадет в истерику. Я это точно знаю.

— Просто беги и ни о чем не думай.

— Джек, — кричит она ему вслед. — Куда мы идем?

— В трущобы, — резко бросает он через плечо.

Девочка резко останавливается и тянет меня за руку.

— Нет! Только не это! Ты же сказала, что мы никогда не пойдем туда!

— У нас нет выбора, Грета! Они будут повсюду следовать за нами. Бежим!

Я тяну ее за руку, но она не двигается.

Джек разворачивается и возвращается к нам. В его глазах застыла паника.

— Что вы делаете? Живо за мной! Как только Бен бросит пистолет, они попытаются догнать и схватить нас!

— Но ты говорил, что мы никогда не пойдем в трущобы! Ты сказал, что тут безопасно!

— Я помню, Грета, но за нами устроят погоню! Трущобы — единственное место, где у нас есть ничтожный шанс скрыться от полиции!

Но Грета не двигается с места. Вдали слышится вой сирены, который с каждым мгновением становится все громче. Джек сокрушенно вздыхает. Его терпение на исходе, но все равно он пытается говорить мягко и спокойно.

— Грета, мы должны пойти в трущобы. У нас нет выбора. Возможно, там не так уж плохо.

— Нет, — упрямится она. — Я не хочу.

Он в отчаянии вскидывает руки:

— Пойдем! У нас нет времени на споры!

Вой сирен становится отчетливее.

Что я могу сделать? Мы всегда пытались защитить Грету, изо всех сил старались, чтобы наш побег показался ей увлекательным приключением. Увы, сейчас не до этого. Пришло время сообщить ей, чем мы рискуем.

— Ты слышишь сирену, Грета? — спрашиваю я. — Это значит, что нас преследуют! Нас ищут, и если поймают снова, то на этот раз убьют. Ты понимаешь? Они убьют всех нас!

Я крепко сжимаю ее руку, рывком выдергиваю из оцепенения и вскоре перехожу на бег.

Девочка перестает сопротивляться и покорно бежит рядом. Я слышу, как она задыхается и испуганно всхлипывает.

Здания вокруг становятся все более убогими и обветшалыми. Многие из них заколочены досками или разрисованы граффити. Пробегая мимо сгоревших автомобилей и искореженных магазинных тележек, мы вынуждены смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в кучки собачьего дерьма и не наступить на осколки битого стекла, которыми усеян тротуар.

Я слышала о таких улицах: их называют «Нейтральной полосой». Это еще не трущобы, но достаточно близко к ним, и ни один уважающий себя Чистый не сунет сюда носа даже на минуту. В конце концов, мы замечаем человека. Он развалился в дверном проеме с бутылкой в руке.

— Дайте немного мелочи! — кричит он, когда мы торопливо проходим мимо.

Вскоре людей становится больше. Как и тот первый побирушка, они устроились в дверных проемах. От них разит мочой и нечистотами. Некоторые пытаются приблизиться к нам и даже протягивают руки, чтобы ухватить хоть что-нибудь.

У всех них один и тот же пустой, безумный взгляд.

— Кто они? — спрашиваю я Джека, пока мы бежим. — Чистые или Отбросы?

— Ни те, ни другие. Они как бы в подвешенном состоянии, бедолаги. — Джек немного замедляет шаг и теперь трусит рядом со мной. — Возможно, они когда-то были Чистыми, которые по какой-то причине сбились с пути истинного. Может, кто-то из них совершил преступление и теперь, как и мы, скрывается от полиции. Но, скорее всего, это те, кого сломила жизнь… психически душевнобольные люди или жертвы трагедии, от которой они так и не смогли оправиться.

— Разве они не могут получить помощь?

Мне всегда казалось, что все Чистые живут среди молочных рек на кисельных берегах. Я думала, они живут в раю.

— Если они обратятся за медицинской или финансовой помощью, попросят для себя крышу над головой, от них просто отмахнутся, — отвечает Джек. — Чистые не хотят, чтобы люди, подобные этим, оскверняли их совершенный сияющий мир. У них отнимут статус и тотчас же причислят к Отбросам. А как только ты становишься Отбросом, то пути назад больше нет. Вот почему они здесь — прячутся ото всех. Это лучше, чем жизнь в трущобах.