Шпагат счастья - страница 4

Они ищут в каталогах, что следовало бы посмотреть. Они отмечают, на что не стоит обращать внимание. Ангелочки порхают вокруг них, как насекомые. У ангелов толстые щеки, и все они поют. Дамы чуть слышно подпевают.

Маат считает пылинки. По утрам, когда свет струится наискось, он видит, как пыль безмолвно затопляет картины. Она прикасается к лаку, проникает в трещины и щели, тяжелеет и опускается на пол, вздымается вверх от движений Маата, поднимается облачками над отопительными приборами и снова подлетает к успевшим за это время состариться картинам. Рука Соломона уверенно протянута вперед.

Когда Маат по вечерам клюет носом у телевизора, освещаемый голубоватым светом его экрана, он время от времени переворачивается с боку на бок. Постепенно боль начинает распинать его спину, и он приоткрывает глаза, чтобы понять, где это он. Он в своей комнате. На экране танцует надувной шар. Он прыгает прямо на Маата и извергает из себя различные ландшафты и сгустки пламени. Из него тихо выкатываются лимузины. Он идет дриблингом, как ему заблагорассудится, над головой ведущего. Иногда этот шар становится размером с Землю, потом опять делается маленьким, как точка схода на горизонте. Маат видит, как изменяются его цвета. Стремительно проносятся континенты: голубые моря и сверкающие горы, желтые пустыни и красные дыры, всевозможная жизнь под далекими небесами.

Ведущий излучает палящий свет. Он что-то ждет. Его вынужденно отдыхающие руки сложены на животе. Погрузившись в глубокую задумчивость, они мурлычут считалочки. Ни одна из них не дернется прежде времени. Они знают, что иной раз не нужны, и потому должны спокойно лежать поверх лобка и ждать своего часа. Им скучно, но они стараются, чтобы никто не понял их тусклые мысли. Маат подозревает, что они с удовольствием растерзали бы ведущего, лишь бы освободиться, лишь бы больше не находиться в этом палящем свете. Когда ведущий выходит из оцепенения, он опять выглядит так, будто хочет обнять всех и каждого.

Появляется дикторша. У нее гладко зачесанные волосы. Ее губы шевелятся. Она рассказывает о счастье.

— Для вас, — говорит она, — мы поставили его на попа.

У дикторши золотые волосы. Она почти все помнит наизусть. Она старается говорить о счастье не по бумажке.

— Оно большое, — говорит она. — Оно любит играть, — говорит она. — Оно не висит на небесах, — говорит она, — а катится к тем, кто его жаждет. В вашей гостиной, — говорит она, — оно будет чувствовать себя как дома.

Маат вышагивает в своей скрипучей обуви. Солнце постепенно поднимается выше. Оно касается нарисованных маслом яблок. В райском саду просыпаются растения и животные. Каждый миллиметр заполнен мечтами. Львы и лани пьют из одного источника. Рыбы и птицы плавают в голубом воздухе. Цветы обвивают подножия деревьев, разливая запах земляники, птицемлечника и меда. Время, беззаботное как пыльца мотылька, зависло между небом и землей. Никаких облаков воспоминаний. Нет страхов, грозами спускающихся на землю. Рай спокойно дышит в своих рамах. Маат охраняет его от людей. Стоит им сунуть свои носы чуть глубже, как завоет сигнализация. Маат нервничает, когда заворачивает за угол.

Дух Божий носится над водами. Развевается его огромная ярко-красная мантия. Над бездною тьма. Мир круглый, это шайба, с которой играет Бог. Он отделяет свет от тьмы. Свет — это день, а тьма — это ночь. Он простирает руки. Он сотворяет мир из бездны. Развевается его ярко-красная мантия. Бог в апогее творения. Мир тяжел. Бог водворяет его на место. В нем еще кружатся, не смешиваясь, четыре стихии, еще вращаются, кольцеобразно, друг против друга огонь, вода, земля и воздух. Бог рассматривает свое творение. Он создает мир, где люди будут умирать. Мир парит на золотом фоне.

Внезапно под ногами Бога появляется земля. Он стоит босиком на шахматной доске, на черных и желтых плитках над бездной, в которой вращается мир. Его левая рука отпустила свое творение, его десница поднята. Она указывает открытой ладонью на созданный им порядок. Его левая рука в центре картины. Ладонь Его обращена к миру, готовая поддержать его в падении. Она покоится в тончайше прорисованном золоте.