Шпагат счастья [сборник] - страница 35

стр.

Геккель, упавший на ноги, держит в руках качурку, через которую протянул фитиль и поджег его. В его свете мы видим: прямо перед нами лежит трансатлантический телефонный кабель. Он заскорузл от налипшей жизни. Мы медленно поднимаемся по нему вверх. Геккель гасит птичью лампу, чтобы лучше сориентироваться. В неопределенной близости от нас теперь мерцает свет, напоминающий окно, за закрытыми шторами которого кто-то ждет и вышивает. Туда-то и держит путь Геккель, решив основательно исследовать малюток, которые с парусом из студня пересекают весь океан, но погибают на земле.


А потом мы оказываемся перед Виллой Медуза, Берггассе, 7. Через открытую дверь мы проникаем вовнутрь. Геккель снимает шляпу и кладет ее на полку гардероба, спугнув тем самым косяк маленьких рыбок. Кафельные плитки сплошь покрыты кремнистыми скелетами — ноздреватыми колючими шарами, которые ломаются под нашими подошвами. Геккель приглашает меня в салон. Я осторожно проскальзываю внутрь: меня встречает здесь эхо столетий. Гете и Дарвин смотрят на нас сверху вниз и обмениваются поверх наших голов гипсово-белым бормотанием. На почетном месте в комнате уже наполовину отслоившиеся от потолка длинные щупальца сифонофоры. Геккель тащит меня дальше в столовую. Ротовые лопасти сцифоидной медузы простираются над витринами, заполненными грамотами и медалями, а на стенах висят написанные Геккелем картины о его путешествиях. Моря, горы, пустыни, джунгли. В одном из углов комнаты высится родословное древо человечества. Вверху, где древо упирается в потолок, по его кроне ползет Homo sapiens. Геккель погружается в раздумья, а в это время я за его спиной проникаю в спальню. Я почти ожидаю увидеть там его мертвую жену. Но там стоит лишь кровать в форме медузы-корнерота, чье гибкое беспозвоночное тело он назвал именем умершей. Кровать шевелится, как будто дышит. Прошлое имеет привкус соли.

Геккель входит следом за мной и силой тащит меня прочь. Он хочет показать мне свой рабочий кабинет на верхнем этаже. И поэтому мы воспаряем по лестнице наверх, мимо бюстов и безлюдных ландшафтов, мимо кратеров, кораллов, гротов и облаков. Мы прикасаемся к расшитым медузами носовым платкам, поднимаем их и отпускаем обратно в темноту.

В кабинете лежат книги, чьи страницы начинают медленно переворачиваться, когда мы приближаемся к ним. Справа и слева к письменному столу прислонились пара костылей. Геккель садится. Его борода побелела. Сцифоидная медуза Periphylla mirabilis завивает над ним кольцами свои хорошо сохранившиеся щупальца, завязанные узлами в форме гирлянд, и раскрывает свой розовый плавучий колокол, в котором ее рот и половые железы видны так ясно, как будто творению заглянули под юбку.

Геккель не поднимает глаз. Он изучает свое собственное лицо. В руках он держит маску: слепок с сомкнутыми веками. Он долго разглядывает отпечаток вечного сна, свой след, запечатленный в гипсе.

Матросы второго класса

В 9000 году до н. э. происходит ужасное — на Землю из космоса обрушивается сжатое каменное тело. Астрономы и астрологи, углубленные в расчеты судеб, замечают его только тогда, когда оно уже пробивает воздушную оболочку Земли. Они стоят с раскрытыми ртами и высоко поднятыми руками, освещенные вспыхнувшим камнем, который стремительно падает в Атлантический океан, и вскоре после этого обнаруживают, что на них надвигается стена воды. Их континент исчезает, как будто его не было никогда.


Спустя 10 983 года трое мужчин сидят за столом и подкрепляются деловым завтраком. Они помешивают ложечками в дымящихся чашках, а в комнате время от времени распахивается дверца и кукует кукушка. Никто из них не оглядывается на деревянный ящик, из которого выскакивает и требовательно кричит птица. Они тихо беседуют, составляют планы, едят толстые куски ветчины. Их страсть отдана философствованию. Тому, о чем можно лишь догадываться. Тому, что было бы, если… Гипотезе ad futurum. Комбинаторика, надежды, туманообразные облака. Весеннее утро, окрашенное криками кукушки. Мужчины жуют. С набитыми ртами они оценивают варианты, в том числе и совершенно невероятные, не забывая при этом отдать должное классической реальности обильного завтрака.