Шпана - страница 39

стр.

— Чтоб я сдох! — восхитился Кудрявый. — Добра-то сколько!

— А я тебе что говорил? — торжествовал Плут.

— Но уж больно светло, — скептически заметил Кудрявый, чтобы сбить с приятеля спесь. — И потом, без тележки тут не управиться.

— Да где ее взять, тележку?

— Может, сгоняем в Маранеллу, займем у ремо-старьевщика? — предложил Альдуччо и сразу скис, поняв свою оплошность.

Плут, презрительно скривил губы, поглядел на него и даже ответом не удостоил. Но, помолчав немного, все-таки не утерпел — взорвался:

— Придурок! А может, на луну слетаем? Второй раз тащиться до Маранеллы и обратно — ты в уме?

— Сам придурок! Я тебе предлагал пешком тащиться? — огрызнулся Альдуччо.

— А на чем? — заинтересовался Плут.

Кудрявый тоже навострил уши.

— Деньжат надо где-нибудь раздобыть, — продолжил свою мысль Альдуччо.

— Ну, голова! — разочарованно протянул Плут.

— Айда! — Альдуччо решительно двинулся к Сан-Джованни и даже не обернулся ни разу.

— Куда этот псих поперся? — недоуменно произнес Плут, но тем не менее последовал за ним вместе с Кудрявым. — Не иначе, сбрендил совсем.

— Не скажи, — качнул головой Кудрявый.

Он уже догадался о намерениях Альдуччо — большого ума тут не надо. Но на пьяцца Сан — Джованни их ожидало разочарование: площадь была почти пуста. Правда, на скамейках возле ограды сидело несколько человек, да все не та публика. К примеру, толстуха, чьи телеса так и выпирают из белого шелкового платья; губы и грудь у нее обсыпаны крошками от съеденной сладкой булки, а глаза — точь-в-точь как у пареной рыбы. Рядом примостился изрядно подвыпивший чернявый недомерок, муж, наверное; у него глаза тоже как у рыбы, только жареной. Остальные все больше сопляки да горничные. В душный предвечерний час панорама с площади открывалась поистине марсианская, оттого что солнце докрасна раскалило окна и крыши почти слепленных друг с другом небесно — голубых домишек Тусколаны. По другую сторону площади, куда Альдуччо и повел друзей, открывалось не менее унылое зрелище: сады Сан-Джованни с их деревцами и клумбами в последних лучах солнца, покрывшего позолотой галереи, статуи собора и красный гранит обелиска.

Трое приятелей остановились у каменной ограды. Плут забрался на нее, развалился брюхом кверху, подложив руки под пропыленный затылок, и по обыкновению начал распевать. Кудрявый примостился на краешке, свесив ноги. Оба пытались скрыть свое разочарование за небрежностью поз и кривыми ухмылками. Альдуччо же остался стоять — лишь облокотился на стену и выжидательно скрестил ноги. Он единственный из троих не поддался унынию и с надеждой ожидал развития событий. Одну руку он засунул в карман, имитируя жест помощника шерифа, верхнюю губу, окаймленную черным пушком, выпятил и настороженно поводил вокруг томными глазами, сильно смахивающими на мидии, приправленные лимонным соком.

И его терпение было вознаграждено. Кудрявый и Плут отлучились попить к фонтанчику, а когда, не торопясь, даже оттягивая время, вернулись к ограде, то обнаружили, что Альдуччо уже собрался уходить и вид у него очень довольный.

— Всё, айда, — объявил он и, засунув руку в карман, показал друзьям три смятые сотенные.

— Проходил тут один и дал за просто так, по доброте душевной. Или, может, прицениться хотел? — добавил он с ухмылкой.

Друзья не стали искать иных объяснений: чего в жизни не бывает, — и, горланя что есть мочи, так чтобы слышала вся площадь, двинулись к трамвайной остановке Сан-Джованни. Через полчаса они уже были на Маранелле.

Со старьевщиком Ремо поначалу вышел облом. Дома и в лавке его не оказалось и пришлось друзьям, порасспросив его домашних, топать в остерию, где он сидел за колченогим столиком — раздувшийся и красный, как рак, будто в жилы ему накачали газ вместо крови — и теребил двумя пальцами бороду цвета соли с перцем. Его соседом по столу был сухонький, точно вяленая треска, старичок с деревенским выговором, сохранившимся несмотря на то, что он прожил в Риме всю жизнь. А с ними сидел еще третий — этого обрисовать трудно, поскольку он спал, уткнувшись носом в столешницу, и казался просто ворохом тряпья. Наметанным глазом Плут с порога обвел помещение и тут же заприметил Ремо.