Шпана - страница 47
— К чему такое беспокойство? — добавил Кудрявый и вдруг озорно улыбнулся, словно бы подшучивая над собой и своим приятелем, таким же голодным оборванцем.
Синьор Антонио сделал вид, что не заметил, как переглянулись при слове “кофе” мать, старшие и даже младшие дочери. Он, видно, вошел в роль гостеприимного хозяина и продолжал настаивать:
— Да какое беспокойство, для меня это удовольствие одно!
Во взглядах домочадцев отразилось истинное смятение. Синьора Адриана открыла было рот, да так и закрыла, ничего не выговорив. Дочери старались сохранять невозмутимость, но невольно поглядывали на нее с тревогой.
— Сделайте-ка быстро нам по чашечке кофе, — распорядился синьор Антонио.
Мать не двинулась с места и продолжала переглядываться с дочерьми. У Нади снова задрожал подбородок. Лючана выдавила из себя смущенную улыбку и отбросила назад разметавшиеся по плечам волосы. Синьора Адриана тоже быстро затрясла головой и, приложив руку к груди, вымолвила:
— Сделать-то я сделаю, да только… я хотела тебе сказать… мы сахару купить забыли.
Синьор Антонио негодующе уставился на нее.
— Уж извини, Антонио, дорогой, — оправдывалась жена, — у меня столько забот — прямо ничего в голове не держится.
— Ну ладно! — воскликнул Кудрявый, не утратив своей насмешливой жизнерадостности. — Нам с другом и без сахару сойдет, мы люди не гордые!
Плут затрясся от смеха и согласно закивал. Но женская часть семейства Бифони при этом еще больше опечалилась. Наконец синьора Адриана выпалила:
— Что ж, мне сварить не трудно!
Она подошла к плите и зажгла конфорку. Старшие дочери захлопотали, младшие, окончательно пробудившись, вылезли из-под простыней и принялись носиться по кухне, а синьор Антонио продолжил приятную беседу с новыми друзьями.
Кофе был подан Кудрявому и Плуту в двух чашечках от разных сервизов; синьор Антонио и его супруга пили из глиняных оббитых кружек.
Дуя на кофе, чтобы остудить. Кудрявый объявил:
— Сейчас выпьем и пойдем, а то и так уж много хлопот вам доставили.
— Да какие там хлопоты! — великодушно отозвался синьор Антонио.
Синьора Адриана, прихлебывая кофе, не скрывала своего отвращения, которое втайне разделяли двое друзей, хотя и старались не подавать виду.
Это надо, помои какие! — думали они про себя. И, допив, с облегчением поставили чашки на стол, чтобы их тут же облепили мухи.
— Ну, нам пора, — сказал Кудрявый.
— Как, уже? — удивился синьор Антонио, как будто три часа ночи — самое время для приема гостей.
— А то как же! — подал голос Плут. — Скоро уж солнце взойдет.
— Ну посидите еще немного! — уговаривал старик.
Но Кудрявый решительно протянул старику руку.
— Спасибо за все, синьор Антонио.
— Тогда я вас провожу.
Длинный, как жердь, нескладный, он прошаркал к порогу и остановился там, ожидая, пока гости распрощаются с синьорой Адрианой, Надей, Лючаной, а также с третьей сестрой, которая молчала все время, как рыба, и только глаза таращила. Покончив с церемонией прощания, женщины — раз уж их все равно разбудили — без промедления занялись домашними делами.
Синьор Антонио бесшумно спустился по лестнице в своих опорках. Внезапно Кудрявый, шагавший сзади, ткнул локтем Плута. Тот поднял на него глаза.
— Деньги давай, — произнес он тихо и грозно, видимо, опасаясь, что тот пошлет его куда подальше.
Плут помрачнел и притворился тугим на ухо.
— Не крути! — Кудрявый еще понизил голос и впился в приятеля свирепым взглядом. — Выкладывай деньги, я сказал!
Плуту ничего не оставалось, как вытащить из кармана деньги. Они спустились по лестнице обшарпанного подъезда. Старик отворил дверь. На улице начинало светать. За рядами бетонных коробок Боргата-дельи-Анджели, за Куадраро, за пригородами, за сумрачными контурами холмов Альбани уже брезжил дымчаторозовый рассвет, и казалось, где-то там, на другом краю небосклона разгорается безмолвным пожаром двойник Рима.
— Ну пока, ребятишки, — прошамкал синьор Антонио. — Пойду-ка я спать.
— Ступайте, синьор, — согласно закивал Плут.
— Простите, что столько вам беспокойства доставили.
Старик усмехнулся и задвигал челюстями, как будто пережевывал окаменевшие каштаны.